Новый взгляд на историю Русского государства

«Отсюда прибыли мы в Триполи, где, в день Успения Святой Девы, имели собрание нашего ордена и Провинциал ваш определил, чтобы я избрал (для жительства) монастырь в Акре, не позволил мне (что совершенно невероятно!) ехать к вам и приказал, чтобы я написал вам то, что хочу, через подателя сего послания. Я же, не смея противиться обету слушания, составил, как мог и умел, эту книгу, прося прощения у вашей несравненной кротости как за лишнее, так и за нехватки, или за сказанное не совсем умно, а скорее глупо, так как я человек не достаточно умный и не привык составлять такие длинные повествования. Мир божий, который превосходит всякое понимание, да хранит ваше сердце и разумение ваше! Охотно я повидал бы вас и некоторых особенно близких мне друзей, которых имею я в королевстве вашем. Поэтому, если это не противно вашему величеству, я хотел бы молить вас, чтобы вы написали Провинциалу о позволении мне явиться к вам, под условием скорого возвращения в Святую Землю».

И вот, читатель, если у вас есть хоть малейшее литературное чутье, вы восклицаете:

— Но почему же Рубрук, которого насильно не пустил в Париж к королю какой-то «провинциал», не написал ему об этом сейчас же, еще из Акры, или не продолжил об этом своего предисловия, а отложил до окончания чтения королем 53 главы его большой книги? Ведь всю эту книгу король должен был читать, еще совершенно не понимая, почему его собственный посланец не возвратился лично к нему, а посылает свой доклад через какого-то «подателя сего»? Ведь по окончании чтения через неделю или даже через месяц Людовик, хотя и «святой», мог бы даже выругаться за то, что автор держал его в недоумении так долго, не говоря уже о неправдоподобности сообщения, что какой-то Акрский провинциальный священник мог задержать возвращающегося королевского посланца и приказать ему «избрать себе для жительства один из монастырей в Акре в Сирии»!

Ответ на такой вопрос может быть только один:

— Если провинциальный священник, не считаясь с мнением своего короля, запретил возвратиться к нему его посланцу после блестящего окончания им трудного и далекого путешествия, сделанного по личному приказу самого короля, то путешественник в самом начале сообщил бы королю об этом, а не начал бы так, как если б все было в полном порядке. Из этого ясно, что и начальное обращение Рубрука к королю, и заключительное обращение к нему же, сделаны не для Людовика святого, а выдуманы для читателя, чтоб придать в его глазах достоверность и авторитетность сочиненной дома книге.

Это старинный наивный литературный прием, уместный теперь лишь для пера неопытного сочинителя и незаметный лишь для слабого литературного чутья малоопытного в чтении человека.

Но если это так, то и середина книги — такое же сочинительство, сделанное не по личным впечатлениям, а как домашняя компиляция всего прочитанного автором у разных путешественников и снабженная для большей убедительности небывалыми приключениями и воображаемыми личными впечатлениями автора.

Кто такой Рубрук? — Никто не знает. В различных рукописях даже и фамилия его пишется различно: Рубрук, Руброк, Рисбрук, Рюисбрук, Рюисброк, Рюисбрек[315] и т. д.

Указывают, что у города Касселя в Северном департаменте Франции и до сих пор есть фламандская деревушка Rubruk, но значит ли это, что он родился там? О времени его тоже нет никаких указаний. О национальности тоже. Но он знает Париж, так как сравнивает ширину Дона при своей переправе через него с шириной Сены у Парижа и приравнивает свои ежедневные переходы с расстоянием от Парижа до Орлеана, значит писал эту книгу французский монах.

Издание, которым я здесь пользуюсь, — перевод А. И. Малеина, изданный в 1910 году с Лондонского издания 1803 года, вышедшего под названием «Тексты и переводы Джона де Плано Карпини и Вильяма де Рубрукиса в том виде, как они напечатаны первый раз Гаклюйтом в 1598 году вместе с некоторыми более короткими произведениями». Но это заглавие неверно. У Гаклюйта напечатана книга Рубрука только до 25 главы, включительно до того места, где рассказывается, что «Тибетцы — люди, пожирающие своих родителей, так как по чувству сыновней любви они не признают для них другой могилы, кроме своих внутренностей. Теперь, однако, они это оставили, так как стали возбуждать отвращение у всех народов. Однако, они все еще делают красивые чаши из голов своих родителей, чтобы при питье из этих чаш вспоминать о них во время своего наслаждения. Это рассказал мне очевидец...»

А в Лондонском издании 1803 года после такого интересного сообщения, данного Рубруку «очевидцем во время его пребывания в тех самых местах», прибавлены имеющиеся лишь в позднейших рукописях в изданиях еще 28 глав, в последней из которых говорится:

«О Турции знайте, что там из десяти человек только один не сарацин, а все они армяне да греки. Дети властвуют над этим краем».

Значит, даже и эту древнейшую часть автор писал уже после битвы на Косовом поле 1389 года, не ранее XV века, когда действительно в Турции смешались и турки, и греки, и армяне.