Новый взгляд на историю Русского государства

«Мы направились, — говорит автор в конце 8 главы,— к Батыю, держа путь прямо на восток, а на третий день добрались до Этиллии; увидев ее воды, я удивился, откуда с севера могло опуститься столько воды. Прежде, чем нам удалиться от Сарката (племянника Батыя, якобы княжившего между Доном и Волгой[320] несторианец Койяк (иначе Куюк старейший при дворе Сарката) вместе со многими другими писцами двора сказал нам:

„— Не называйте нашего господина христианином. Он не христианин, а Моал (могол), так как „христианство“ представляется здесь названием какого-то народа“»[321].

«Они превозносились до такой великой гордости, что хотя, может быть, сколько-нибудь веруют во Христа, однако не желают именоваться христианами, желая свое название, т. е. Моал (могол, от греческого мегал — великий) превознести выше всякого имени. Не желают они также называться и Тартарами. Ибо Тартары были другим народом».

Я обращаю здесь серьезное внимание читателя на последние строки. В первоначальных сообщениях прямо говорилось, что племянник Бати-хана Саркат (т.е. Царько), переименованный потом в Сертаха (и в Царьтака), был христианин и даже носил сан диакона, и такое мнение держалось очень долго. Так и должно быть, если он был славянин-крестоносец. Рубрук, по-видимому, первый тенденциозно усомнился в его христианстве, несмотря на то, что вслед за тем в 19 главе сам же упоминает о христианском народе найманах, т. е. не иначе, как о Сербии, в которой в то именно время и царствовала династия Неманей, тогда как в Средней Азии никто и не знает такого имени, хотя оно и попало в «Историю первых ханов из дома Чингисова», будто бы добытую в Китае отцом Иоккинфом Бичуриным и которая, вероятно составлена тоже католическим миссионером в Китае.

Однако хвосты крестовых походов везде высовываются из этой перестановки. Вот хоть о «тартарском» духовенстве в главе 47:

«Некоторые из них, и в особенности первенствующих, знают нечто из астрономии и предсказывают затмения солнца и луны. И перед тем как это должно случиться, весь народ приготовляет им пищу, потому что им не должно в это время выходить за двери своего дома. И когда происходит затмение, они бьют в барабаны и другие инструменты, производя великий шум и крик. По окончании же затмения, они предаются попойкам и пиршествам, обнаруживая великую радость. Тартары никогда не собирают войска и не начинают войны без их решительного слова; они (Тартары) давно вернулись бы в Венгрию, но прорицатели не позволяют этого».

И вот выходит, что родиной татар были венгерские Татры... Если бы у меня было здесь место, то я мог бы набрать из Рубрука еще десятки таких хвостов в доказательство, что эта книга писана специально с целью облегчить заключение унии со славянскими народами, еще помнившими отрицательную сторону четвертого крестового похода, когда католическое духовенство обременяло их налогами. Но места у меня здесь нет, я удовлетворюсь лишь одной заметкой о монголах и москалях. Начну с рассказа о короле Кон-Хане, т. е. короле первосвященнике (переделанном потом в Куюка), о короле Иоанне и Кингис-хане.

«В то время, когда Франки взяли Антиохию (в 1098 году), единовластие в упомянутых северных странах принадлежало одному лицу, по имени Кон-хаму (у архиепископа Плано-Карпини — он переделан в Куюка). Кон — имя собственное, а хам — обозначение достоинства и значит оно то же, что пророк».

И вот сразу же неправильность:

Кон-хам здесь, конечно, Кэн-хан, т.е. царь — первосвященник, хотя толкователи и считают это слово за искажение титула Гур-хан, т. е. «всеобщий первосвященник». Востоковеды нам говорят, что этот титул впервые принял основатель «Среднеазиатской Черно-китайской империи Йе-лу Та-Ших, т. е. Юлий-шах, (потому, что Йе-лу и Юлий тоже самое имя), но не в 1098 году, а в 1125 на 27 лет позднее. А если мы посмотрим на запад, то увидим, что и там впервые великий римский понтифекс Григорий VII (1073-1085) велел именовать себя и своих преемников папами, т.е. всеобщими отцами. Но продолжим нашу выписку, с начала 19 главы.