Новый взгляд на трансперсональную теорию: человеческая духовность с точки зрения соучастия

Но теперь это же стремление выступало для трансперсональной психологии побудительной причиной в новом поиске, на этот раз сосредоточенном не на природе материального мира, а на природе духовности, а именно: стремление освободить духовность от её прежней обязательной связи с христианской религией, которая теперь становилась все более относительной, но в то же время освободить духовность и от неприятия со стороны современной науки, при этом сохраняя верность научным принципам эмпирической проверки и подтверждения. На этот поиск в свою очередь глубоко влияло широко распространённое увлечение азиатскими мистическими воззрениями и практиками, как правило абстрагированными из своих сложных культурных контекстов и делавшими акцент на созерцательной цели недвойственной трансценденции. Общим результатом этих нескольких факторов была приверженность трансперсональной теории «вечной философии», по существу ставившей на первое место в психодуховном мире тот же тип истины, который рационалистическое Просвещение ставило на первое место в физическом мире: изначально данную, безличную, универсальную истину, независимую от всех субъективных и культурных интерпретаций и допускающую эмпирическую проверку с помощью подходящих методологий, используемых подходящим сообществом исследователей. Эта вечная Истина была высочайшей истиной, превосходящей все другие. Это была Истина, претендовавшая на исключительную способность включать в себя и определять все другие истины.

В известном смысле у пионеров и ведущих теоретиков трансперсональной психологии было две цели. Они хотели узаконить свою новую дисциплину и онтологический статус духовности в глазах эмпирической науки, которая была господствующей силой в современном мировоззрении. В то же время они в равной степени стремились узаконить духовность и свою дисциплину в своих собственных глазах, что требовало от них соответствия нормам и предпосылкам эмпирической науки, которые они усвоили в ходе собственного интеллектуального развития.

Вера в изначально данную объективную реальность — будь то духовную или материальную, — которая допускает эмпирическое подтверждение; дальнейшее убеждение, что эта реальность в конечном счёте является единой и всеобщей, независимой от разнообразия человеческих интерпретаций, и что по мере прогресса мысли, её глубинные структуры можно будет описывать все более точно; как следствие убеждённость в том, что на этой основе можно будет делать чётко однозначную — утвердительную или отрицательную — оценку всех «конкурирующих» духовных и психологических точек зрения и что таким образом можно будет строить иерархическую классификацию религиозных традиций и мистических переживаний как более или менее развитых с точки зрения их относительной точности в представлении этой независимой реальности, — все эти принципы, происходящие из научной идеологии современности, были перенесены в трансперсональную парадигму. Это перенесение сразу же помогало узаконить парадигму, но в то же время начинало все в большей степени порождать внутренние напряжения, теоретические несоответствия и даже междоусобные конфликты.

На практике — так сказать, на уровне земли, в своей живой реальности — трансперсональный лагерь с самого начала был чрезвычайно широким, терпимым, крайне плюралистичным сообществом духовных искателей и учёных, учеников и учителей. Периодические собрания под эгидой Международной Трансперсональной Ассоциации, основанной Грофом в 1970‑х гг., были исключительно ёмкими событиями, каждое из которых представляло собой сочетание широкомасштабной психологической конференции, культурного фестиваля Нового Века и чего‑то похожего на Всемирный Парламент Религий. Немногие собрания могли бы быть более плодотворно диалогичными. Аналогичным духом были пронизаны текущие семинары, симпозиумы и практические конференции в Эсаленском Институте, который много лет был эпицентром трансперсонального мира.