– Веками женщины боролись за свою свободу, пытались вырваться из-под гнёта мужской власти. И все их попытки сводились лишь к пустому копированию мужчин. Женщины в стремлении найти себя становились похожими на своих злейших врагов. Выходит, за столько веков женщина не смогла придумать ничего своего? Почему?
– Почему? – эхом повторила за ней Марго.
– Я не знаю.
– Тогда, – Марго повернулась к Лизе и ободряющие похлопала её по плечу, – тебе нужно срочно вернуться в библиотеку.
Лиза прыснула от смеха, Марго улыбнулась в ответ. А затем, рассмеявшись, они обнялись впервые за долгое время.
– Как ты там сказала? Мне никогда тебя не понять, – повторила Марго, – Но я и не должна.
– Спасибо, Марго.
– Кхе-кхе… – многозначительно прочистила горло Марго.
– Прости, Волчица.
Марго подняла кривой указательный палец.
– У тебя есть один шанс пойти своим путём. Не упусти его.
– Но как же быть с Зовущей? – Лиза не скрывала своего страха.
Марго прищурила глаза и загадочно ответила:
– Знаешь, все-таки есть одна вещь, которую точно придумала женщина, и чего нет у мужчин. Хитрость.
Еле дождавшись утра, Лиза устремилась в библиотеку. Она вновь провела среди книг целый день, пока её желудок обиженно не свернулся в животе и не потребовал немедленно его покормить. Нехотя Лиза прибрала прочитанные ей книги и вернулась к себе. Открыв дверь в комнату, она обнаружила внутри Марка, убирающего тарелку с нетронутым желе. Он даже не повернул голову на шум открывающейся двери и продолжил убирать посуду, выставляя взамен ужин. Затем он развернулся к выходу и толкнул тележку вперёд. Лиза не видела его с первого дня пребывания в Мёргиме. Глубоко в душе она избегала этой встречи, укрываясь целыми днями в библиотеке. Но сейчас её сердце выпрыгивало из груди ему навстречу и, сама не ведая, что творит, Лиза подошла к тележке и остановила её за противоположный край. Марк отпустил поручень и выпрямился. Лиза одними губами прошептала:
– Марк…
Брови на его лице дрогнули и печально сложились домиком. Хриплым от волнения голосом он ответил:
– Я узнал тебя с первой минуты, как очутился здесь. Твой запах – сладкий кокос – мне не забыть. – Сглотнув, он напряжённо выдавил из себя, – здравствуй, Лиза.
Бурими
Марк безразлично ковырял в тарелке весьма остывшее жаркое, когда за спиной послышалась тяжёлая поступь отца, сопровождаемая хриплым дыханием с присвистом. Распространяя терпкий древесный запах, он вошёл в столовую, подошёл к стулу, стоявшему ровно напротив Марка, и шумно его отодвинул, скобля ножками по паркету. Стул издал раздражающий слух писк. Марк раздражённо выронил вилку из рук, и она со звоном плюхнулась в тарелку. Отец, не обращая внимания, подтянул широкие штанины брюк и сел на стул, широко расставив ноги так, что чрезмерно большое брюхо выкатилось вперёд и упёрлось в край стола. На нём был лёгкий льняной костюм тёмно-коричневого цвета, но даже он не спасал тучное тело от жары: ворот рубашки сильно потемнел, а редкие седые волосы склеились от пота и теперь больше походили на иголки. Сложив руки на животе, отец соизволил поздороваться:
– Здравствуй, сын.
Марк оторвал глаза от тарелки.
– Привет.
Отец удовлетворённо кивнул и потянулся разбухшими пальцами-сардельками к блюду, стоявшему в центре стола. Не отрываясь от накладывания себе в тарелку жаркого, отец обратился к Марку:
– Как дела в учёбе?
Губы Марка дрогнули в презрительной улыбке. Он вновь взял в руки вилку и, уткнувшись в блюдо, соврал:
– Нормально.
Острый взгляд отца выстрелил через весь стол в сына.
– И всё?
Марк заёрзал на стуле. Едва сдерживая накопившийся гнев, он ответил:
– Да.
Избегая разоблачения, Марк разом затолкал в рот остатки весьма остывшего жаркого. Холодное мясо комом встало в горле, вызывая приступ кашля. Марк, задыхаясь, выплюнул выскочивший кусок обратно на тарелку.
– Видимо, нам стоит уволить кухарку, – ехидно заметил отец.
Марк посмотрел на тарелку. Остальной ужин стремительно подступал к горлу, желая воссоединиться с выплюнутым куском. С отвращением отодвинув от себя тарелку, Марк процедил:
– Кухарка ни при чём. Аппетита просто нет.
– Да? И от чего же у нас нет аппетита?
Марк нервно дёрнул плечами, сдерживать себя ему становилось всё сложнее.
– Не выспался.
Отец с сомнением взглянул на сына исподлобья. На растянутом сером лице мелькнула саркастическая улыбка. Марк с силой упёрся руками в стол и с громким скрежетом отодвинул стул, намереваясь встать и уйти.
– Разве я тебя отпускал?
Марк тяжело вздохнул. Он остановился и бросил на отца полный презрения взгляд. Он явственно понимал, что его бесило в отце: редкие, едва прикрывающие лысину волосюшки; дряблая, с проступающими старческими пятнами кожа; тяжёлое свистящее дыхание, ледяной голос, приказы вместо слов, толстые ладони с короткими мясистыми пальцами, привыкшие хватать, а не ласкать, бить, а не гладить…