Новый зверь. Каникулы господина Дюпона. Неподвижное путешествие

Я истолковал это движение в свою пользу. Лерн молча и враждебно встал из-за стола. Я глубоко поклонился молодой женщине и, нечаянно задев ее, почувствовал, как она задрожала. Ее ноздри трепетали. Я торжествовал в душе. Не было никакого сомнения, что это я возбуждал в ней такое волнение.

Мы постояли у окна. Вдруг Лерн ударил меня по плечу и с каким то блеянием старого сатира тихо прошептал:

– Посмотри на Юпитера и его гарем!

Я выглянул в окно и увидел, как Юпитер, окруженный своими одалисками, подошел к одной из них – явной фаворитке его в этот день…

В гостиной дядя снова скорчил суровую физиономию и приказал Эмме удалиться в свою комнату. Мне он дал несколько книжек, категорически посоветовав отправиться с ними в парк и заняться своим образованием.

Я повиновался и подумал: «Хоть он часто и возмущает меня, мне все-таки жаль его!»…

Ночью случилось нечто, значительно ослабившее мое к нему сострадание.

Это происшествие возбудило во мне еще большую тревогу; оно не помогло мне раскрыть основную тайну и казалось совершенно непонятным.

А случилось вот что.

Я мирно задремал. Мои мысли перед этим были с Эммой, и окрашенные надеждой грезы мои были одна другой лучше. Но вдруг сладкие сны сменились всеми ужасами прошлой ночи: растения издавали необыкновенные звуки и грызлись между собой… Внезапно сон мой сделался таким явным, крики такими пронзительными, что я проснулся весь в поту… Отголосок только что раздавшегося крика еще звенел в моих ушах. У меня было такое ощущение, точно я слышал его не в первый раз. Нет… это было там, в лабиринте, далеко от Фонвальского замка.

Я сел на постели. Комната освещена луной. Тихо. Только часы отбивают время. Я опять лег на подушку.

И вдруг по коже у меня пробежал мороз, и я, закрывшись одеялом, заткнул уши руками. В парке опять поднялся этот ужасный, неслыханный вой и продолжался… Это сон, думал я, сон, превосходящий всякую фантазию…

Я вспомнил о гигантском платане там, внизу, у замка…

Я встал, сделав над собою нечеловеческое усилие. Теперь слышалось тявканье, слабое, придушенное тявканье…

Ну так что же? Ведь это всего только собака, черт возьми!

Я выглянул в сад – ничего… Ничего, кроме платана и других деревьев, облитых лунным сиянием…

Но вой повторился слева. Через другое окно я увидел нечто, как будто объяснившее мне все остальное.

Тощая большая собака стояла спиной ко мне, ухватившись лапами за ставни окна моей прежней комнаты, и время от времени издавала длительный и громкий лай. Другое придушенное тявканье раздавалось изнутри. Действительно, лай ли это? Я не доверял своему слуху, он меня снова обманывал. Это скорее человеческий голос, подражающий собаке… Чем больше я прислушивался, тем больше я в этом убеждался… Ну конечно, нет никакого сомнения! Это бросалось в уши так же, как что-нибудь бросается в глаза: кто-то в моей бывшей комнате забавлялся тем, что подражал лаю собаки. Это хорошо удавалось ему: собака снаружи все больше выходила из себя. Она перебрала уже всю гамму пронзительных тонов. Наконец она стала яростно цепляться за ставни и ухватилась за них зубами. Я слышал, как трещало под ними дерево.

Вдруг собака притихла. В комнате чей-то голос бранился зло и жестоко. Это был голос дяди; слов я не мог разобрать. Вдруг странный шутник замолчал… А собака взбесилась еще больше. Шерсть у нее ощетинилась, и она бросилась с рычанием вдоль стены к двери.

Лерн уже был здесь и открыл ее.

На мое счастье, я не поднял шторы, потому что первый его взгляд был брошен на мое окно.

Профессор унимал собаку тихим голосом, в котором звенела сдерживаемая ярость. Но он не подходил к ней. Я заметил, что он боится ее. Животное подошло ближе, продолжая ворчать, и бросало на него исподлобья молниеносные взгляды.

Лерн заговорил громче:

– В конуру, проклятая!

Потом несколько слов на незнакомом языке.

– Марш! Прочь! – закричал он опять.

Животное продолжало двигаться к нему.

– Хочешь, чтоб я убил тебя?

Дядя сошел, видно, с ума. Луна обливала его белым светом.

«Она загрызет его, – подумал я. – Он без хлыста».

– Назад, Нелли! Назад!

«Нелли?.. Собака его ученика, которого он прогнал! Собака шотландца!»

Звуки незнакомого языка стали явственнее, и я, к моему крайнему удивлению, услышал, что дядя говорит по-английски.

Животное продолжало бесноваться и вдруг встало на задние лапы. Лерн выхватил револьвер, и, угрожая им собаке, вытянул другую руку в направлении конуры.

Мне случалось видеть на охоте, что когда собаке показывают оружие, действие которого ей известно, она убегает. Но чтобы собака испугалась вида револьвера – это было необычайно. Неужели Нелли имела случай познакомиться с его убийственной силой? Возможно. Но я скорее допускал, что благодаря Мак-Беллу она понимала приказания на английском языке.

Нелли вдруг притихла и, поджав хвост, пошла по указанному направлению.

Лерн пошел вслед за собакой, и они пропали в темноте.

Вдали громко хлопнули двери.

Лерн вернулся.

И больше ничего.