Нож и плётка

Утром Трубников снова вернулся в Ремонтное, с помощью трактора вытащив из грязи машину, чтобы навестить Сашу. Заехал после больницы к Василию. Пообедал, немножко ввел в курс дела, не разглашая подробностей.

Уманцев случайно зашел в дом Никитина, увидел и забрал нож, припомнив нераскрытое убийство Черкасова. Очевидно, убийца надеялся забрать табельное оружие Черкасова, а у него его не было. Нож с зазубриной у самой рукоятки. Никитин, узнав о случайном визите Уманцева, обнаружив пропажу ножа, испугался. Он воспользовался болезнью Уманцева. Дал Тюриной снотворное, якобы от головной боли. В ее отсутствие вошел в дом, выключил обогреватели и включил сплит-систему, направив струю холодного воздуха на Уманцева. Тюрина, вернувшись из аптеки, заметила это, но почему-то никому не сказала. Однако она представляла опасность для убийцы, тем более, когда приехал я с целью побеседовать с ней, узнать все подробности болезни и смерти Антона. Она могла обо всем вспомнить и обо всем рассказать: кто ей дал таблетки якобы от головной боли. Почему, когда она вернулась домой из аптеки, были выключены оба обогревателя, но работала сплит-система? Никитин боялся, что все это станет мне известно, хотел избавиться от Тюриной.

Но Тюрина пряталась в доме Сыча, он не мог найти ее. Тюрина пряталась от всеобщей атмосферы остракизма, которой подверглась после смерти Антона. Но и в доме Сыча она не находила покоя. Сыч требовал от нее денег, соленых огурцов. За ними она и отправилась в дом Уманцева во время драки. И на свою беду слишком долго там задержалась. Она была на грани нервного срыва. Достаточно было грубого окрика, чтобы она сама написала записку и повесилась. Мне жаль ее. Никитин избавился от свидетеля и перекинул на нее вину в смерти Антона Уманцева.

Все это время Никитин по ночам приходил в дом Уманцева, искал свой нож. Где он взял ключи? Не знаю. Замок у Уманцева еще тот! Даже отверткой открыть легко! Нож Никитин так и не нашел. Решил, что надо избавиться от детективов, тогда и расследования не будет. Спровоцировал драку среди детей. Они не боготворили его, а боялись! Дисциплину-то он поднял, но…

– Зачем ему Уманцева убивать, я понял, – сказал Василий, – Антон у него нож украл. Зачем Тюрину убивать, тоже понял, чтобы на нее свалить вину за смерть Антона. Собаку убил, чтобы душу злодейскую отвести. Черкасова убил, чтобы его табельным оружием овладеть, которого у него не было. Но чем ему Саша помешал? Наверное, его просто в драке кто-то. Под руку попал!

– Саша не приближался к дерущимся, стоял метрах в двадцати от них, наблюдал. Кто-то прыгнул на него со спины. Он не смог заметить, кто. Чепурная пришла ко мне со странной просьбой, расследовать дело о смерти от пневмонии! За такое расследование никогда не возьмется ни прокуратура, ни следственный комитет. Да и не всякий детектив возьмется. Я бы, честно говоря, отказал, если бы не твоя просьба помочь родственникам Антона. Я и сейчас не уверен, что прокуратура найдет доказательства, обличающие убийцу. Кстати, в школе не оказалось копии его диплома. Обещал, когда на работу устраивался, но не принес. Учился ли он? Спасибо, что помог мне, Лукашову. Я думал на чеченцев и даргинцев. Нет, они хорошо относились к Уманцеву. Лукашов с ними общается на короткой ноге.

– Где Володя?

– Решил на лето остаться здесь. Хочет заработать денег. Ты же сам научил его. Он теперь стригаль. Будет…

Их беседу нарушила Галина Ивановна, ворвавшись в дом, словно гроза. Она бегала по дому, кричала, размахивала руками, сшибала углы и чуть не сломала стул, когда присела на него. Галина Ивановна рвала и метала! Василий Иванович с удивлением наблюдал, он впервые видел ее в состоянии аффекта, уже собирался позвонить Матвею, чтобы поскорее забрал жену, но не нашел телефон.

– Что случилось? – устало спросил Трубников, – заболел ваш муж?

– Типун вам на язык! – с чувством ответила Галина Ивановна, – почему мне никто не сказал, что у Тюри есть дочь? У меня же детей нет! Мы бы с Матвеем ее усыновили! Зачем же она в детдоме выросла?

– Усыновить вы ее и сейчас можете, – едва слышно сказал детектив, – а где Лариса?

Чепурная вдруг горько заплакала. Василий перепугался, принес ей стакан воды. Обнял, насколько смог, потому что она была вдвое больше него.

– Не плач, Галя, все пройдет! Никто же не умер! Ты жива, Матвей жив и вы оба вместе-рядом.

– Если бы я сразу знала! Ведь Тюря нам приходится родней, хоть и дальней! Почему она бросила младенца? Лучше бы нам отдала! Она в детдоме выросла!

– Но она же выросла, – успокаивал ее Василий, – выпей воды. Тюря умерла, а дочь ее жива. И у нее никого нет: ни работы, ни дома! Сколько ей лет?

– Восемнадцать! А я только сейчас узнала!