Нож и плётка

– Сергей Артемович! Мы тебе всем селом дом построим! – сказал Казнов, – только лета дождемся! Мои мальчишки в школу бегут с радостью! Даже по всем предметам лучше учиться стали. Это же дорогого стоит! Однако мы тоже уже запаздываем. Нас пригласил отец Геннадий.

***

Отец Геннадий ждал их. Стол уже был накрыт. За столом сидели три девочки и мальчик. Мама и Марина хозяйничали на кухне, позже и они сели за стол. Отец Геннадий говорил об Антоне только хорошее, сокрушался о его скоропостижной кончине. Расспрашивал Трубникова о Ростове, какие новости? Трубников спросил его мнение о Тюриной.

– Разве она виновата в смерти Антона? Почему ее все начали травить? Кто дал право судить ее? Вчера она подходила ко мне, спрашивала, смогу ли я уделить ей время, хотела исповедаться. Но вчера я был очень занят. А сегодня она не пришла, хотя я ждал ее.

– Разве нельзя исповедаться вместе со всеми после службы? – спросил Казнов.

– Можно, но при необходимости можно выделить отдельное время. Может быть, ей просто надо выговориться, душу излить? Это же не получится, когда за тобой большая очередь стоит! Ей ведь и поговорить теперь не с кем. Она и раньше-то особо ни с кем не дружила. Все время одна. Бедная женщина! Почему она не пришла на исповедь? Сама же просила! Я ей время назначил, ждал. Передумала? Если встретите, скажите, пусть приходит. Я приму, когда бы она ни пришла.

В дверь постучали. Жена священника пошла открывать. Вскоре вернулась. Подала мясо и блины со сметаной, забрала пустые тарелки и супницу.

– Кто там приходил, Маша? – спросил отец Геннадий.

– Сычев с подругой по церкви бегают, тебя разыскивают. Мешают полы мыть. Я велела сказать им, чтобы пришли на вечернюю службу, а после службы, подождали батюшку, тогда и поговорят.

– Зачем же так, Маша? Пригласила бы их на обед.

– Кого пригласила? – остановилась с тарелкой в руке Мария, – Сыча с подругой? У нас за столом дети сидят! Сыча и его подругу сначала продезинфицировать надо, потом на карантине подержать и подольше! Не давай им больше деньги! Попрошайки!

– Кто такой Сыч? – спросил детектив.

– Сычев Виктор Иванович, – ответил отец Геннадий, – родился и вырос в Никольском. Ему 43 года, а его подруге 18, но выглядит она словно подросток. Я даже паспорт проверил! Нет, ей 18 лет.

– Подросток! – возмутилась Мария, – эта восемнадцатилетняя девочка пьет и курит наравне с Сычом! Где он ее нашел?

– Маша, принеси мне, пожалуйста, еще кофе. И сметана тоже нужна! Маша плохо относится к ним. Они часто выпрашивают у наших детей деньги. Дескать, кушать нечего! Я-то им деньги давно перестал давать. Предложил в церкви полы мыть. Вокруг храма уборкой заниматься! Платил бы немножко! Они отказались и даже возмутились, что я им такую черную работу предлагаю! Я студентом был, подрабатывал в детском саду. Приходил к четырем утра, мыл кастрюли, сковородки. Мыл полы. И стипендию получал, и подрабатывал. Грязной работой не брезговал.

Даю им иногда то кулич, то просто хлеб или крупы пакет. Берут, но просят денег. Что им понадобилось? Снова денег? Выпить не на что? Оба здоровы, оба безработные. Чем живут? А подруга у Сычева слишком молода! Лариса, говорю, где же твоя мама? Она рассказала, что ее мама младенцем в роддоме оставила, сама через окно в туалете вылезла и сбежала! Ей, когда она из детдома уходила, документы отдали. Она там прочла про маму. Я сильно сомневаюсь в рассказе Ларисы. Органы опеки обязательно разыскали бы беглянку, судом лишили родительских прав, нашли бы других родственников. У Ларисы все просто и понятно. В жизни иначе. Детдомовцы часто «сочиняют», чтобы вызвать к себе сострадание.

Поблагодарив за обед, они вышли на улицу, медленно шли по тротуару.

– Красивое село, – сказал Трубников, – доброжелательное и гостеприимное. Везде тротуары! Чисто! А это что? Двор грязный! Ставня на одной петле мотыляется!

– Это дом Сыча, – пояснил Казнов, и крикнул, – Сыч, выходи!

Из дома вышла девушка с телосложением ребенка и потасканным лицом. Одета была в джинсы и свитер, сланцы на босу ногу. Улыбнулась приветливо Казнову:

– Привет, Валера. К нам нельзя! У нас траур! Такое настроение, что даже матом сформулировать нельзя!

На пороге появился Сыч. Сутулый, с пивным животом и плешью на голове. У него были красные глаза и взгляд, то ли отсутствующий, то ли сосредоточенный на тропинке, по которой он шел к гостям шаткой походкой. Он с трудом и очень медленно натягивал куртку. Вышел на тротуар, запер калитку, оставив Ларису во дворе: