Нож сновидений

Словно в ответ, стрелки принялись стрелять по многочисленной коннице Аримиллы, настолько быстро, сколько им было необходимо, чтобы наложить стрелу и натянуть тетиву. Первые арбалеты взметнулись и дали залп. В тот же миг они начали работать взводными механизмами, взводя арбалеты, однако следующая шеренга бросилась вперед, чтобы выпустить второй залп болтов, которые скосили людей и лошадей, словно косы, пожинающие ячмень. Из ворот хлынуло еще больше лучников, стреляя со всей возможной скоростью. Третья шеренга арбалетчиков вышла вперед, изготовившись к выстрелу, за ней четвертая, пятая, а затем мимо рядов арбалетчиков, все еще выбегающих из Ворот, протолкались люди с алебардами в руках. Алебарда была внушающим страх оружием, объединявшим острие копья и лезвие топора с крюком, чтобы стягивать всадника из седла. У кавалеристов не было места, чтобы пустить в ход свои копья, а мечи не доставали даже до середины древка алебарды, поэтому они быстро начали проигрывать. Теперь из Ворот галопом устремились люди в красных мундирах и нагрудниках. Гвардейцы рванулись влево и вправо, чтобы отыскать путь к войскам Аримиллы. Их поток все нарастал и нарастал, и был непрерывным. Как, во имя Света, Дайлин удалось собрать так много Гвардейцев? Если только… Чтоб ей сгореть, этой женщине, она, должно быть забрала всех новобранцев! Что ж, несмотря на то, что они еще зелены, сегодня они отведают вкус крови.

Внезапно сквозь ворота проехали три фигуры в золоченных доспехах с мечами наготове. Две из них казались очень маленькими. Когда они появились, стали нарастать новые крики, отдаленные, однако различимые сквозь шум битвы: «Черные Орлы! Наковальня!», и «Красный Леопард!» В Воротах также появились двое женщин верхом. Казалось они боролись, пока более высокой не удалось оттеснить лошадь второй из поля зрения.

«Кровь и проклятый пепел!» – прорычала Илэйн. – «Думаю, Конэйл уже достаточно взрослый, но Бранлет и Пэривал еще совсем мальчишки! Кто-то должен был удержать их подальше от всего этого!»

«Дайлин удерживала их достаточно долго», – спокойно отозвалась Бергитте. Узы донесли глубокое спокойствие. – «Дольше, чем мне казалось, она сможет удержать Конэйла. И ей действительно удалось удержать Кэйтлин. В любом случае, у мальчиков есть несколько сотен людей между ними и противником, и я не вижу никого, кто пытался бы расчистить им дорогу вперед». – Это правда. Эти трое бессмысленно размахивали мечами, по крайней мере, в пятидесяти шагах от того места, где гибли люди. Однако пятьдесят шагов слишком близко для лука или арбалета.

На крышах начали появляться люди, первые дюжины из сотен, лучники и арбалетчики, карабкающиеся на коньки крыш, прокладывая себе путь по черепице словно пауки, пока не могли выстрелить в плотную массу людей внизу. Один поскользнулся и упал, его тело рухнуло на людей на улице и дергалось, словно по нему неоднократно наносили удары. Другого, внезапно выпрямившегося, пронзило в бок копье, сбрасывая с крыши. Он также приземлился на головы людей на улице, содрогаясь, так как по нему снова и снова наносили удары.

«Они слишком сильно зажаты», – взволнованно сказала Бергитте. – «Сейчас они не могут поднять лук, тем более натянуть его. Держу пари, мертвым даже некуда падать. Теперь это не продлится долго».

Тем не менее, резня продолжалась еще добрых полчаса, прежде чем раздался первый крик: «Сдаемся!» – Люди начали срывать с голов шлемы, надевая их на рукояти мечей, и поднимая их над головой, рискуя умереть, в надежде выжить. Пехотинцы сбрасывали шлемы и стояли с пустыми руками. Всадники, побросав вниз копья, шлемы и мечи, поднимая руки. Он распространялся подобно лихорадке, крик, рвущийся из тысяч глоток. «Сдаемся!»

Илэйн уселась в седло. Дело сделано. Теперь надо узнать, насколько хорошо это удалось.

Конечно же, сражение не прекратилось внезапно. Некоторые еще пытались сопротивляться, однако они сражались в одиночку и умирали, или оказывались сброшенными на землю окружающими, теми, кто больше не желал умирать. Наконец, даже самые закаленные вояки начали опускать оружие, и даже если не все кричали о сдаче, все равно рев стоял оглушающий. Безоружные люди, без шлемов и нагрудников, и остальных доспехов, если они были, потянулись сквозь ряды гвардейцев с поднятыми над головой руками. Алебардщики пасли их, словно стадо овец. Да и в ошеломленных взглядах проскальзывало нечто, словно у овец на скотобойне. То же самое, должно быть, творилось и на окружающих узких улочках Нижнего Кэймлина и у ворот, потому что единственные крики, которые она слышала, были о пощаде, да и те стали стихать, как только все поняли, что все уже кончено.