Нож сновидений

Сняв шлемы и оставшись в одних нагрудниках, арбалетчики спокойно сидели прямо на земле за длинным изогнутым валом в треть круга, который был сложен из земли, вынутой из выкопанного перед ним рва глубиной в четыре фута. Перед рвом были вкопаны заостренные колья, линия которых заканчивалась немного дальше в оба конца, чем была длина траншеи. Все было сделано в кратчайшие сроки – пехотинцы должны уметь одинаково ловко управляться с заступом, лопатой и киркой, как и с оружием. Так же как кавалеристы, но их предубеждение сломать было сложнее всего. Пехотинцы же отлично знали, что лучше, чтобы тебя от врага отделяло какое-нибудь укрепление. Инструменты были как попало разбросаны вдоль рва. Кое-кто играл в кости, другие прогуливались вразвалочку вдоль позиций, а кто-то даже дремал. Солдат использует каждый шанс поспать! Очень немногие читали книги. Читали! Между ними ходил Мандеввин, поправляя повязку через глаз, и, время от времени, наклоняясь, чтобы что-то сказать знаменосцу. Единственный присутствующий конный копейщик стоял возле своей лошади, всем своим видом давал понять, что у него не может быть ничего общего с арбалетчиками. Он был без копья. Вместо этого у него было длинное древко со знаменем, зачехленное до половины его длины в кожаный чехол.

Здесь было идеальное место для того, что задумал Мэт. Травяной луг в две мили длиной с несколькими кустиками и вкраплениями полевых цветов на западном конце заканчивался стеной высоких деревьев. С севера находилась трясина с парой дубов и странными деревьями с белыми цветами, толстые корни которых выпирали прямо из воды. На востоке болото плавно переходило в озеро, за которым находилась чаща леса. С южной стороны болота в полмили от того места, где находился Мэт, вытекала небольшая речушка, которая изгибалась на запад слева от него. Речушка была небольшой, но достаточно широкой, чтобы лошадям приходилось преодолевать ее вплавь. Дальний берег лежал в досягаемости полета стрелы. Поэтому для нападающих оставался только один путь для атаки вала. Идти на него в лоб.

«Когда они появятся, я не хочу, чтобы они остановились и стали пересчитывать, сколько с нами солдат в красно-черных доспехах», – ответил он. Музенге по какой-то причине вздрогнул. – «А хочу я, чтобы, увидев незаконченные укрепления, они решили, что мы побросали работу и инструменты, узнав, что они рядом. Обещанные сто тысяч должны распалять их кровь, но по мне лучше, чтобы они оставались такими же перевозбужденными, чтобы размышлять здраво. Они увидят нас, уязвимых и не готовых и, при удаче, ударят не мешкая. Они сообразят, что половина из них погибнет в бою с нами, но это лишь повысит ставки получить золото для остальных. От нас они станут ждать только одного залпа». – Он с хлопком свел руки вместе, и Типун переступил на месте. – «И тогда мы захлопнем нашу ловушку».

«И все же, Ваше Высочество, я хотел бы иметь побольше ваших арбалетчиков. Я слышал, у вас их примерно тридцать тысяч». – Музенге также слышал от Туон о том, что он сражался с Шончан. Парень пытался выудить из него сведения.

«У меня осталось меньше людей, чем раньше», – поморщившись ответил Мэт. Его победы едва ли можно было назвать бескровными, но довольно близкими к этому. В алтарской земле осталось почти четыре сотни арбалетчиков и около пяти сотен кавалеристов. Небольшой счет от мясника, если вдуматься, но он предпочитал вообще не иметь от него подобных счетов. – «Но то, что у меня есть тут – для сегодняшнего дела достаточно».

«Как скажете, Ваше Высочество». – Бесстрастно ответил Музенге, словно рассуждал о ценах на бобы. Странно. Он казался не робкого десятка. – «Я всегда был готов за нее умереть». – Для него не было нужды уточнять – «кого» именно он подразумевал.

«Думаю, что я тоже, Музенге», – Свет! Он на самом деле ощущал то, что высказал. Да, он действительно так думал. Может это и означает, что он влюблен? – «Но лучше ради нее жить, разве не так?»

«А вы не станете надевать ваши доспехи, Ваше Высочество?»

«Я не собирался бросаться в бой, поэтому мне доспехи не потребуются. Генерал, который обнажает меч, откладывает свой жезл и превращается в рядового».

Он снова процитировал Комадрина, похоже, что всякий раз, обсуждая военное дело, он цитировал именно его, но что с того – этот человек был знаменит именно благодаря своему искусству – но это произвело огромное впечатление на обветренного мужчину, который отсалютовал и попросил разрешения удалиться к своим людям. Мэта так и подмывало желание спросить, что это за глупость с «Высочеством». Вероятно, это один из шончанских способов величать его лордом, но в Эбу Дар он ничего подобного не слышал, хотя там шончан окружали его со всех сторон.