— Я просто. — Запиналась Жанна. — Просто не должно быть так. Я запуталась. Я ударила тебя тогда. Зачем я это сделала? — Она подошла ближе. Он сделал шаг назад.
— Меня не интересуют твои душевные терзания. Говори мне адрес, и я пойду своей дорогой.
— Хорошо. — Тихо ответила девушка. — Он живет в доме номер семь на улице мучеников.
— Семья у него есть?
— Семьи нет.
— Хорошо.
Улица мучеников находилась на севере от городской площади. Жилой район мог похвастаться колоссальным количеством зданий, тянувшихся кривой полосой вблизи все того же канала, и как следствие, мерзким, смердящий запахом, что порой вынуждал Грисельда прикрывать нос рукой. Еще Монро заметил, что несмотря на тепло, снизошедшее на город с чистейшего голубого неба, окна подавляющего большинства домов были закрыты. Так население ветхого квартала боролось с зловонием. Городничий пару месяцев назад даже пообещал, что решит проблему и организует очистку водного сооружения, но слова все еще оставались словами. На тротуарах даже в выходной день людей на улице мучеников бродило немного. А те, что осмеливались, следовали тому же правилу что и Грисельд — идти быстро, хорошенько прикрыв нос платком или ладонью. Иногда Грисельд даже думал перебраться в здешние места, предполагая, что в нынешних заведениях публика ведет себя куда менее сдержанно и может знать куда больше. Однако посетив пару забегаловок, решил, что делать того не стоит. Люди показались ему, в целом, не такими импульсивными и асоциальными, и выглядели куда благонадежнее, чем ставшие уже народной молвой посетители его злачной богадельни.
Грисельд шел по мягкой земле, накинув на голову песчаный капюшон, и держа в руках звенящий мешок. Улица была пуста. Он считал дома, вглядываясь в видавшие виды таблички и иные обозначения с нумерацией до тех пор, пока не остановился у одноэтажного строения. На первый взгляд интересующий его экземпляр безусловно почтенного возраста, ничем не отличался от остальных. Если не обращать внимание на территорию, что с течением времени успела разрастись голыми веточками диких кустарников, и склонившееся у крыльца умирающее дерево. Под вековым стволом и вырывая землю на всеобщее обозрение тянулись многолетние корни. Казалось, за столько лет они то устремлялись сквозь почву наружу, то волнообразно просачивались обратно, проникая под потрепанный дождями и сезонными ненастьями строительный камень и кладку у невысокой ограды участка.
Монро озираясь прошел по ковру из опавших сухих листьев, и остановился у окна. Заглянув внутрь и поняв, что убранство между собой разделили тишина и беспорядок, свойственные холостякам на службе, Грисельд обошел дом с обратной стороны. На заднем дворе он не заметил ничего необычного. Вокруг и внутри никого. «Можно приступать. — извлек он из внутренней части сапога сверток.» Замок поддался быстро. Благо Грисельд вскрывал такие замки с детства. Металлическая задвижка приятно щелкнула, и дверь отворилась, приглашая молодого парня войти.
Внутри дом оказался еще большим свинарником, чем думалось поначалу. Здесь была пара комнат с голыми стенами и кроватью. Имелась и просторная кухня-столовая с исполинским столом и разбросанными на нем как придется грязными тарелками и кружками. У стола прямо в стене расположилось отверстие с решеткой и остывшей сковородой. А у бочки, из которой разило пшеничным недоразумением — никак не пивом, прямо на стене висели воинские атрибуты. Был здесь исцарапанный и побитый годами и боями щит с пылающим тюльпаном. Еще Грисельд заметил полуторный меч времен великой войны с пустынным народом Ибисамина. Гарда воинского артефакта походила на рассекающую лезвие и дол стрелу, а в навершии имелось отверстие, в которое судя по всему когда-то был вставлен драгоценный камень Гаргален — небесный алмаз. Мечи с такими камнями ковались королевским кузнецом специально для прославленных в боях мечников, и были большой редкостью в королевстве. Рядом с мечом на гвоздях висели всевозможные медали и ордена, а в углу верхом на поперхнувшемся Эвене Вейле Андре — так в Табриэйне называли тренировочные манекены в честь почившего королевского начальника стражи недотепы и слюнтяя, расположились массивные, и наполовину сгнившие латы с шлемом шарообразной формы, подбородником, состоявшим из двух раскрывающихся половинок, и вторым забралом, откидывающимся назад. Шлем плотно облегал голову Эвена Вейла, и был такой же редкостью, если не сказать диковинкой, как и меч королевской мастерской.