Нож в сапоге. Том 1. Черный кот

С незапамятных времен торфяники пользовались дурной славой не только в Табриэйне. Где бы не оказался заблудившийся путник, если он обнаруживал себя посреди тонкого ковра из мха и зарослей, это давало дополнительный повод для беспокойства. Чахлые леса могли утащить несчастного в бездну и даже не подавиться, от того спешить не следовало. Природа расставила внушительное количество ловушек. Они ждут своего часа подобно монстрам из сказок и легенд, и могут похитить любого, даже самого сильного представителя человеческого рода. И Грисельд это прекрасно понимал. Один Рейнар знал, сколько людей встретило свою смерть здесь по глупости или по воле случая. Такие могилы были скрыты от человеческих глаз мутной тиной и удобрениями. С другой стороны, мудреные опытом егеря, ловцы, проводники, одним словом те, кому посчастливилось обнаружить в трясине следы человеческих останков, порой фиксировали захоронения самым разным способом. Иногда это могли быть круги, начертанные известью прямо на какой нибудь ольхе. Внутри кольца, нанесенного на кору уставшего от времени и сырости дерева, чертился меч, обращенный лезвием вниз. В отдельных случаях надгробием мог служить кол, небрежно воткнутый в мокрую землю, к верху которого был примотан небольшой сук. Получался импровизированный деревянный клинок, вокруг которого нередко делали венок из чего попало. Таким образом желающий почтить память и проводить усопшего в последний путь мог обозначить свои намерения. А чтоб дорога в преисподней не была настолько в тягость, на сколько описывали фолианты церкви Падающего солнца, необходимо было выпить чего нибудь горячительного, и провести минуту в молчании.

— Идем. — Негромко произнес Монро мотыляющему мордой из стороны в сторону приятелю, когда в зеленоватой мгле стал виден просвет. — Осталось совсем чуть-чуть. — И он был прав. Заросли расступились, выводя их на опушку.

* * *

3.2

Утро пришло с петухами. Дождь выдохся, превратившись в ехидную морось. Ее мелкие брызги шелестели в соломенных крышах, врезались в деревянные балки покосившихся от старости жилищ, шли в атаку на и без того мокрую почву. Жители Залесья — так называлась деревня, в которой оказался Грисельд, просыпались. С первыми лучами солнца можно было наблюдать, как кто-то в сарае уныло разгребал навоз, а кто-то отворив калитку, нехотя выпускал гусей на прогулку, дав возможность патрулю во главе с громадным вожаком, самым большим из важных птиц, отправиться на ранний обход своих владений. Были здесь и просто ленивые человеческие мужланы, которых бранили за отлынивание от утренних дел их жены. Были и пьяницы, целью которых было, как ни странно, — напиться до полудня. Всякие люди жили здесь. Как сказал бы какой нибудь артист провинциального театра — разномастная, пестрая в своем настроении и пристрастиях публика, не лишенная своего мнения. Еще рань — солнце не успело встать, а уже кто-то о чем-то спорит. Жизнь кипит, а глаз радуется. Лишь бы скотина только не была голодна, да староста не серчал. Он, к слову, соблюдал традиции болотистой равнины с рвением несущегося в грязевую ванну вепря. Он был по военному коротко стрижен, хоть никогда и не бывал в казарме, и даже не подозревал, что с легкостью сойдет за своего. Стальной взгляд его был упрямым, но не лишенным мудрости, а подбородок и бульдожьи щеки могли натолкнуть на мысль, что ел мужчина за троих. Хотя живота глава сельской местности и не имел, все же сальные бока со складками присутствовали. Но не об этом. Староста — приверженец традиций и старых порядков. Во всем, казалось, этот человек придерживался деревенского уклада. Человек делал быт, а не наоборот. Золотое правило деревенского управленца забытого всеми захолустья. Распорядок дня превыше всего. Никому из членов семьи не позволено его нарушать. Даже самому старосте. Праздники должны быть такими, чтобы было что вспомнить, а будни настолько напряженными, чтобы едва голова касалась перин, наступал новый день.

Староста любил ритуалы, и неукоснительно их соблюдал. Каждое утро он подходил к графину с водой, наливал четырехсот граммовый стакан, и залпом, будто в сосуде плескался спирт, его приговаривал. Затем староста подходил к окну своей спальни на втором этаже, и раздвигал кружевные, застиранные женой занавески. В некоторых местах ткань поела моль, но деревенский лидер давно перестал обращать внимание на такие мелочи.

В это пасмурное утро он проснулся не в самом добром расположении духа. Сон нескольких последних дней был зыбким и беспокойным. Из мыслей о чудовище и голубой вспышке его выдернул, однако, незнакомый всадник, которого мужчина увидел на главной улице.

— Уже? Уже вставать? — Голос женщины, лежащей в его кровати, был недовольным.

— Погоди немного. Полежи. Проснись.

Он накинул на голое тело шерстяную рубашку, спустился по деревянной лестнице в гостиную, снял с вешалки соломенную шляпу, и нащупав в кармане самокрутку, услышал стук в дверь.

На пороге стоял все тот же мужчина:

— Староста?

— Доброе утро. Чем могу помочь?