Нож великого летчика

— Это было после войны, когда стали показывать много зарубежных фильмов, трофейные фильмы и фильмы по обмену, понимаете? И вот тогда показывали чудесный французский фильм, как раз про тот Париж, который я помню — «Дети райка». Сорок шестой это был год или сорок седьмой, дай Бог памяти. Это любовная история нескольких знаменитых актеров, в которую вмешивается и профессиональный убийца, потому что решает им помочь. Такая трогательная история, а про неё писали, что её снимали в годы оккупации, чуть ли не подпольно, потому что она получалась настоящим призывом к Сопротивлению — никакой политики, но такая прекрасная показана Франция, которую отняли оккупанты, со всеми грехами, вроде этой любви и этого убийцы, который чуть ли не в высшее общество вхож, но все равно прекрасная, и такая легкомысленная, мы ведь тоже были легкомысленными, и даже очень, иначе разве мы бы поехали в эту страну, впрочем, Россия тогда казалась оплотом всех оплотов, это было такое колоссальное государство, с самыми лучшими заводами, с большой армией и с императором во главе, а эти заводы все производили и производили, и у тех русских, которые приезжали в Париж, всегда было много золота, и русский балет очень славился, я ещё помню разговоры о скандале перед самой войной, когда весь балет плясал в этих, в кубистских костюмах, сама-то я в балет не ходила, нам, воспитанницам, запрещали, но об этом скандале было во всех газетах и он был у всех на слуху, вроде бы, эти костюмы делал Пикассо, который потом стал таким знаменитым, но я этого все равно не могу понять, как и всю эту живопись, которую сейчас выставляют в музеях, я так и люблю пейзажи с мельницами, потому что мельниц в моей юности было ещё очень много… Да, а когда в сорок шестом — или в сорок седьмом? — году мы пошли на «Дети райка», это было в кинотеатре «Художественный», там была эстрада, на которой перед сеансами играл оркестр и пела певица, и мы взяли по бокалу шампанского по коммерческим ценам — генерал платил мне хорошо, и я могла себе это позволить — и мы медленно попивали шампанское, пузырьки быстро-быстро бежали в золотистой жидкости, на вкус оно было точно такое, как то, которое я попробовала впервые в жизни — за Реймсом, когда мне было семнадцать лет, в одном маленьком городке, куда мы свернули после экскурсии по виноградникам Шампани и где остались переночевать, потому что в Париж вернуться не успевали, такая славная была маленькая гостиница, где всех нас разместили, и я знала, что лягу спать, поэтому без боязни выпила шампанского, и у меня голова закружилась… Так вот, мы потихоньку пили коммерческое шампанское, а оркестр играл, и певица пела:

Ночь коротка,
Спять облака,
И лежит у меня
На погоне
Незнакомая ваша
Рука…

А рядом с эстрадой пристроился старик… Как же его назвать? «Художник-силуэтчик», наверно. Перед ним лежала стопка листов черной бумаги, и он за десять копеек — или за рубль? после стольких денежных реформ цены в голове путаются, что когда было — вырезал ваш силуэт, вам надо было только несколько секунд посидеть неподвижно, а он очень легко вел ножницами, рисуя ими совсем как карандашом, и сам он был весь в черном, и он наклеивал силуэты на плотную белую бумагу, вроде ватмана, и отдавал вам, а мне было так весело, что, вот, мы пьем шампанское, и оркестр играет, и певица поет, и мы будем смотреть французский фильм про Париж — про тот Париж, который мы знаем и помним — и я спросила этого старика, нельзя ли вырезать не только мою голову и бюст, но и руку с бокалом шампанского, и он сказал, что, конечно, можно, только это будет стоить чуть подороже, и я согласился, и он вырезал… Я так и сохранила этот силуэт, вот найду и покажу его вам, когда йод подсохнет…

Так она рассказывала, перескакивая с одного на другое, а я, улучив момент, спросил:

— Кстати, а как фамилия того генерала, у которого вы воспитывали сына?

— Клементьев, — ответила она. — А что?

— Да ничего, — ответил я. — просто интересно.

В общем, наши боевые раны обработали, ещё раз угостили нас чаем, и мы отправились домой. Мы немного спешили — ведь было уже около половины девятого.

— Только теперь не отпускайте Гиза с поводка, — предупредил я, уходя. — А то мало ли что. Вряд ли этот тип рискнет ещё раз его похитить, и вряд ли Гиз теперь за ним пойдет, но береженого Бог бережет, сами знаете…

— Уж мы за этим проследим! — сказала Шарлота Евгеньевна, опережая Мадлену Людвиговну.

— Ребята, этот нож мы должны вернуть хоть кровь из носу! — сказал Димка, когда мы вышли во двор. — Есть у меня одна догадка…

— У меня тоже есть одна догадка, — сказал я. — Знаете, с кем мы столкнулись?

— Ну? — спросили мои друзья.

— С внуком того самого генерала Клементьева!

— Да брось ты! — ошалело проговорил Юрка, а Димка выразился намного резче:

— Слушай, тебя не пора по-пырому в Кащенку отвезти?