Нож винодела

— Алчность, монсеньор!

— Как это?

— Режина Кадоре предупредила любовника, что все откроет сыну… Он не мог этого допустить. И вот, с тысяча девятьсот семьдесят девятого года сенатор оплачивал молчание владельца гаража. Барбоза крепко держал его, так как в день аварии он выкрал интимный дневник Режины Кадоре, в котором она рассказывала обо всем.

Перекрестившись, Леру снова заговорил:

— Это чудовищно. Какой ужас! А этот Марьетт, при чем тут он?

— Марьетт был подручным сенатора. Начиная с этого времени, он всегда покрывал его. Фабр ввел его в содружество. Затем, когда стал мэром Сент-Эмильона, воспользовался своим влиянием, чтобы повысить его в звании.

— Какое коварство, и с этим человеком я поддерживал сердечные отношения. Вы уверены, что не ошибаетесь?

— Абсолютно уверен, я знаю это от сына Кадоре.

— Значит, сын Кадоре убил и Барбозу, и Марьетта?

— Барбоза привел его ночью в гараж. Именно там он прятал дневник его матери. Отдавая дневник, Барбоза набросился на сына Кадоре. Они подрались… Барбоза получил смертельный удар по голове, потом его тело упало в резервуар для отработанного масла.

— Ужас, ужас…

— Что касается Марьетта, то перед смертью он узнал своего палача. Он попросил прощения… Но милосердие было невозможно.

— Значит, все это не что иное, как месть. А главным зачинщиком, выходит, был Фабр?

— Да, и тут опять сын Кадоре заставил его заплатить за свои преступления. Он умер от того, чем грешил: деньги и успех любой ценой.

— Я понимаю его мотивы, хотя они и непростительны. Зато я не вижу, каким образом ко всей этой истории был причастен Шане.

— Рок, монсеньор. Когда в тысяча девятьсот семьдесят девятом году произошла авария, тяжело раненного сына Кадоре доставили в бордоскую больницу. И тут-то обе истории сходятся. В то время как в Сент-Эмильоне все думали, что мать и сын мертвы, мальчик боролся за жизнь. Около трех недель он оставался в коме с тяжелыми ранениями лица и ног. В тот вечер, когда произошла драма, его оперировал Антуан Шане.

— Но тогда получается, что он спас ему жизнь!

— И да, и нет. Разумеется, он спас ему жизнь, но главное, он совершил серьезную врачебную ошибку, из-за которой мальчику ампутировали обе ноги.

— Бедный ребенок!

— Скорее невезучий! Его положили на живот, а не на спину, как требовалось, и Шане, который выпил, отрезал ему не ту ногу… Ее как раз можно было спасти. Алкоголь и хирургия несовместимы. Впоследствии руководство больницы его покрывало. У мальчика не осталось родных, которые могли бы подать жалобу. Когда сын Кадоре находился в реанимационном отделении, он из разговоров узнал, что произошло.

— О, боже!

— Шане никто не осудил за эту врачебную ошибку, а самого его совесть не мучила, и он ни разу даже не поинтересовался здоровьем мальчика. Через восемнадцать месяцев, после неоднократных операций, ребенок вышел из больницы. Волею судьбы он возвратился в сиротский приют.

— Я начинаю понимать… Закон возмездия — око за око, зуб за зуб…

— Да, нога хирурга за ногу юного Кадоре. В тот день профессор Шане совершал обычную прогулку в свое поместье. Пожелав срезать розу, он не заметил расставленного капкана… И угодил в него ногой. Шане не испугался за свою ногу и начал накладывать жгут, потом достал мобильный телефон. Но его палач был неподалеку. Он отобрал у него телефон и перерезал жгут. Хирург понял, что это конец: он быстро терял кровь. Агонизируя, он молил о пощаде стоявшего перед ним мужчину. В последнем порыве борьбы за жизнь Антуан Шане достал свой нож. Но силы покидали его, и он сумел лишь вонзить этот нож в землю.

— И убийца хладнокровно смотрел, как он умирает.

— Да, ваше преосвященство. Сын Кадоре стоял не далее чем в метре от распростертого тела.

— Какой садизм! Перед смертью профессор узнал, за что он претерпевал такое наказание?

— Да, но не сразу. Мужчина на глазах умирающего профессора сначала поставил ногу на камень. Затем медленно стал поднимать вдоль икры свою брючину. И над ботинком Антуан Шане с удивлением увидел искусственную ногу. Старый хирург спросил у своего обидчика, кто он такой. Вместо всякого ответа мужчина поднял на этот раз низ брючины на левой ноге. И тут показался второй протез…

В эту минуту зазвонили колокола бордоского кафедрального собора; казалось, они пели отходную профессору Шане.

— Чтобы действовать таким образом, этот человек должен был испытывать муки отчаяния, физического и морального.

— Да… Так оно и было.

Мужчины умолкли. Затем кардинал продолжал:

— А вам известно, почему был убит отец Анисе? Разве он имел какое-то отношение к этой мести?

— Рок и на этот раз тоже. Все началось в тот день, когда духовник содружества поднял шторку в своей исповедальне и увидел напротив себя Фернандо Барбозу. Приходской органистке давно хотелось, чтобы ее муж исповедался. Она очень набожная, и по настоянию жены Барбозы решился это сделать. После его последней исповеди прошло двадцать восемь лет. Обо всех своих злодеяниях он поведал отцу Анисе.

— Как это, наверное, было тяжело и слушать, и носить в себе… Бедный Анисе…