Ножом в сердце - и повернуть на сто восемьдесят (СИ)

От мысли о друге на лице расползлась лёгкая улыбка. До того дня надежду в Гермионе поддерживал только Гарри. И сейчас она, насколько это было возможно и приемлемо в её ситуации, была действительно счастлива вернуть частицу своей души на место. Они проговорили в кабинете Гарри несколько часов, пока не пришло время утренней планёрки. Рон часто и густо извинялся, вспоминая прошлые времена, а после много рассказывал о жизни, которая Гермионе была практически неизвестна. Лишь некоторые моменты ей рассказывал Гарри. Но это было совсем не то. Гораздо приятнее было слышать всё из первых уст.

Рон рассказывал о поездках, которые он успел совершить за последние девять месяцев. Грейнджер замечала, что Рон часто отсутствовал, но списывала это на то, что его просто не включали в контрольную группу. Но оказалось всё совсем не так. Некоторые истории даже Гарри слышал впервые, еле заметно округляя глаза. Рон говорил и говорил, упоминая о своих смешанных чувствах, о страхе. Теперь он говорил открыто.

— Вы себе даже представить не можете, как это здорово: наконец, рассказать вам всё, что я держал в себе.

Гермиона и Гарри одновременно хихикнули, ведь они прекрасно это представляли. Рон иногда прерывался, слишком долго задерживая взгляд на Гермионе. Он, казалось, вспоминал все мелочи в её внешности, повадках, мимике и характере, которые успели стереться в его памяти за то время, пока его не было рядом.

Он то сцеплял то расцеплял пальцы, постукивал пяткой быстрый ритм и нервно облизывал нижнюю губу. Гермиона достаточно знала Уизли, чтобы сделать вывод: он очень волновался. Теперь даже больше, чем она сама. Она мягко положила свою руку поверх его скрещенных и легонько сжала.

— Рон, тебе не за чем переживать. Думаю, больше не за чем.

В кабинете стало тихо лишь на несколько секунд, пока все трое делали новый вдох. Вдох, который никто из них не мог сделать, пока рядом не было двух других.

Гермиона улыбнулась. Кажется, всё налаживается. Насколько это вообще было возможно.

Грейнджер наколдовала в воздухе циферблат. Через пять минут уже должен был прийти Драко. Ещё один вихрь воспоминаний пронёсся в мозгу. Его мягкий поцелуй и нежные касания. Забота, которая сквозила в его фразах, что он пытался завуалировать в обычный флирт. Тёплый взгляд, шоколад. Мелочи, которые она совершенно не должна была замечать. Но они были. Совершенно явные и настоящие. От происходящего тело бил мелкий озноб. То ли от незнания, непонимания или банальной неготовности к тому, что она снова может быть нужна и важна мужчине. Не другу, а мужчине.

Ей бы стоило сесть и разобраться с этим. Она обязательно это сделает. Потом. Позже.

Она спустилась в гостиную, ожидая стук в дверь, но вместо этого её камин зажёгся, и в комнату ступил Малфой.

Ох, этот мужчина чертовски привлекателен. И как тут разбираться?

Чёрный костюм с бархатными лацканами на пиджаке и таким же бархатным паше в нагрудном кармане. Иссиня чёрная рубашка и такой же галстук. Он тонул в чёрном цвете, но выглядел абсолютно органично. Драко со своей молочной кожей и платиновыми волосами стал самым прекрасным дополнением этому глубокому цвету.

Мало кто понимал и принимал истинную красоту чёрного. Но Драко… он её чувствовал и мастерски являл миру. Гермионе казалось, что он, как и она, находила в этом баланс между своей душой и всем, что её окружало.

Гермиона улыбнулась про себя. Они вовсе не договаривались о совместном наряде. Но в глубине своей испачканной мраком души она подозревала, что у людей вроде них вкусы очень схожи.

Он плавно ступил на ковёр и так же осматривал её, не стесняясь. Обвёл контуры её стройного тела. Провёл взглядом от ключиц до подола платья. Грейнджер видела искринку в его глазах.

Она заметила её сразу же, как только Драко увидел её в этом платье. И возможно, ей могло это только показаться, но когда она выставила вперёд левую ногу, являя ему высокий разрез юбки, её уверенность в увиденном подтвердилась миллионы раз. Его дёрнувшийся кадык был очень красноречив.

— Грейнджер, ты охренительно красивая женщина, ты знаешь это? — бархатным голосом в самое нутро.

Гермиона легко улыбнулась.

— Да, кажется, мне неоднократно говорили об этом.

Она с удовольствием наблюдала, как меняется его лицо. Как рисуется эта наглая ухмылка в ответ на её остроту. Как он облизывает нижнюю губу и прикусывает её верхними резами.

Эта его привычка, когда ему что-то нравится.

Она успела это выяснить. И Грейнджер знает, что именно ему нравится — отсутствие робости, неуверенности и ненужного стеснения.

Гермиона никогда не пользовалась своей внешностью, но точно знала, что была красива. Она умело подчёркивала свои достоинства, а физическая активность делала её уверенность в себе и своём теле практически нерушимой. Она знала себе цену. Несколько лет одиночества воспитали в ней не только силу воли и высокий болевой порог.

Малфой это видел, знал, и от этого у него разве что слюнка не собиралась в уголках рта.