Нравится всем - выживают единицы

- Марина! На меня смотрят как на человека готового и склонного настраивать кого-нибудь в свою пользу, переубеждать и вообще навязывать что-то негодное и даже, если я этого не могу пропустить мимо себя, доводить до истерики. Все это неправда. Я даже удивляюсь, как люди могут вообще такое думать. Но есть в этом и доля правды, ведь истерика, к примеру, свойство совершенно определенных людей. И говори им хоть что угодно или молчи на том же самом месте - они все равно заведутся, будь я даже безобидным как этот стол. Она располагающе улыбнулась.

- Нет. Я так не думаю. И вообще ничего подобного о тебе не слышала.

- Замечательно! - воскликнул я и вскочил со стула. - Замечательно. Я не кажусь тебе страшным и это нормально меня организует.

- Во всяком случае, я не собираюсь таиться, - проговорила она грудным голосом. Я в подтверждение покивал ей, прикрывая глаза, и, облокотясь на книжный шкаф, проговорил, как бы между прочим:

- А вот это все твое. Она мягко поднялась и подошла к тому месту, на которое я неопределенно указывал. Она оглядела ярусы книжного шкафа сверху до низу и обратилась ко мне:

- Я собственно и зашла за этим.

19.

Без лишнего не может быть и нужного. Восемь светофоров из последних сил сигналили о приближении этого незримого Лишнего. Я стоял, глядя в окно, и ждал его появления. Должно быть, ему надлежало появиться в один из тех моментов, когда линия огней сомкнется у меня на глазах, и я в этом пунктире обнаружу навязчивый образ огненного круга. Я переместил свое тело на 10 см. вправо и среди больших и малых наслоений наткнулся на острый угол - обычный письменный стол, на поверхности которого я обычно развертываю свои скольжения, на гладкой, как стекло, поверхности. Я отвожу назад торс и голову и вдруг слышу в неизреченном эфире десятка два сбивающихся голосов.

- Полейте на меня, я самая красивая, - говорит один голос, и я наклоняюсь в его сторону.

- Примите вправо, я испражняюсь! - кричит другой.

- Отрепетируйте, пожалуйста, это место, - скользит третий, и я понимаю, что попал в умопомрачительный хаотический бардак. Мне на голову натягивают полиэтиленовый мешок, и я об?являю:

- Примите меня, как слово. И тогда все они становятся тише. Я с удовольствием замечаю этот момент, потому что во всем однообразии всегда найдется одна одухотворенная фраза.

20.

Переплетающиеся ресницы не давали мне точно определить расстояние. Я уводил голову, от внутреннего напряжения сводило руки, которые судорожно цеплялись за подлокотники. На этих же руках я поднялся, удерживая туловище прямо, и перенес ноги на свободное место.

- Стоп! Я сама принесу, - сказала Марина и протянула мне...

- Что это? - спросил я.

- То, что ты пытался увидеть. Теперь я посмотрел на нее бессмысленно, конечно. Она действительно серьезно на меня смотрела.

- А почему ты суешь мне ЭТО в руки? Спрячь в передник и никому не показывай, - выговорил я, надеясь на ее понимание. Она замотала головой, словно задыхаясь, раздираемая каким-то сомнением.

- Я ЭТО положила бы и за пазуху, если бы тебя здесь не было, - с трудом об?яснила она, и я увидел, что она чуть не плачет.

- Почему? - делано удивился я, хотя знал, что удивляться здесь, собственно, нечему. Тут на несколько секунд выглянуло солнце и осветило ее глаза - незначительная деталь. Я захотел ей помочь.

- Положи, положи, - повторил я , но не сказал куда, подразумевая выбор. Она разжала ладонь, и ее длинные красивые пальцы натянулись, как струны.

- Ну? Она молчала.

- Ну хорошо, - сдался я. - Дай ЭТО сюда. Она коротко поцеловала меня, так что я вздрогнул, и вскочила на стул. Я увидел ее рост и отчаянную красоту. Вот зачем женщин надо возносить на пьедестал.

- Видишь мою стать? - как-то по особенному обратилась она и изящно провела по волосам. Я сглотнул от волнения и только после выговорил:

- Самая подходящая...

- Я не буду морочить тебе голову. У тебя это лучше получается.

- Да, наверное, - поспешил подтвердить я. Она снова с большим смятением повела головой:

- Видишь ли? Я буду говорить то, что считаю нужным.

- Да! - Я принимал это как приговор.

- Все, что мне про тебя говорили, оказалось правдой. Мои руки выше локтя во всей своей беззащитности тянулись и производили строго вертикальную жестикуляцию. Что это, если не театр Вупперталя? И я качался на своих плечах, как повешенный или утопленник, и волосы действительно стали мокрыми.

- Почему же ты молчишь? - спросила она.

- Я думаю, что меня поперхнуло на ровном месте.

- Тебе довелось... на тебя накатило... О большем я знать не хочу.

- Вот! И я такой же... Но почему?

- Ты хочешь знать почему?

- Да, - твердо ответил я.

- Все дело в физиологии, той самой, о которой ты говорил. Извращенный вкус плюс слишком большое внимание к деталям.

- И все?

- Пока я больше ничего не придумала.

- Ну это все ерунда. Потому что это слишком сложно.

- Конечно, конечно.

- Итак, обмен веществ, непродолжительный сон, потные ладони...

- Да, милый, потные ладони.

- Вот это и все?

- Предостаточно.