Нравственная философия

Нет такого человека, в котором бы никогда не прорывалась мимолетная вспышка, — трепет — припадок великодушия. Но героизм истинный, непритворный, отличается своею выдержкою. Если в вас есть величие, живите более с самим собою и не пытайтесь, из трусости, жить в мире с целым светом. Героизм — вещь не пошлая, а пошлость — не героизм. А между тем, за всеми нами водится слабость заискивать одобрение людей в действиях, превосходство которых состоит именно в том, что они выше сочувствия сегодняшнего дня и подлежат более поздней оценке правосудия. Вы решились оказать услугу ближнему? И не отступайте назад под предлогом, что умные головы вам этого не советуют. Будьте прямы в каждом своем поступке и радуйтесь, если вам случится сделать что-нибудь необыденное, замечательное и тем прервать однообразие века чопорных и лицемерных условий. Душе простой и мужественной совсем нейдет извиняться и оправдываться в том, что ей следовало исполнить; она может обозревать все свои поступки со спокойствием Фокиона, который, соглашаясь с тем, что сражение окончилось благополучно, объявил, однако же, что не раскаивается в желании и усилиях уклониться от него.

Времена героизма обыкновенно бывают временами ужасных переворотов; но есть ли такое время, в которое эта стихия человеческой души могла бы не найти себе упражнения. Говоря исторически о таких-то эпохах, о таких-то странах, — обстоятельства, в которых теперь живет человек, может быть, лучше прошедших. С большим просвещением всюду проникло более свободы; люди уже не хватаются за оружие при малейшем разногласии в мнениях, но героическая душа всюду найдет возможность заявлять свои высокие убеждения. Все доброе так еще нуждается в поборниках и в мучениках, и гонения все еще продолжаются. Не вчера ли еще храбрый Ловеджой[2] выставил грудь свою на пули черни для охранения прав свободы мысли, свободы слова и умер, потому что предпочел смерть — жизни.

Говорить правду, даже с некоторою строгостью, вести образ жизни умеренный, но вместе с тем благородно-щедрый, — вот что нам кажется духовным подвигом, предписываемым благою природою всем, кто находится в довольстве и в избытке, хотя бы для одного того, чтобы прочувствовать свое братство с большинством людей, пребывающих в нужде. Такой подвиг необходим не только для упражнения души добровольно возложенным искусом уединения, воздержания, постоянного хладнокровия, но и для того, чтобы подготовить свой дух и к исключительным напастям, которым мы можем быть подвержены: мучительные и отвратительные болезни, крики ненависти и проклятий, насильственная смерть.

Я не нахожу никакого другого средства достигнуть совершенного мира души, как следовать ее собственным указаниям. Если окружающее общество стоит в разладе с такими естественными правилами, лучше от него отшатнуться и пробираться своею избранною тропою. Чувства простые и высокие, беспрепятственно возникающие в сердце, служат закалом для характера и научают действовать с честью, — если того потребует необходимость, — и в народных волнениях, и на плахе. Все бедствия, когда-либо постигавшие людей, могут постигнуть и нас, и весьма легко, особенно в республике, где обнаруживаются признаки религиозного упадка. И потому не излишне каждому; а тем более молодому человеку, освоить свою мысль с бесстыдною клеветою, с огнем, с виселицею, с кипящею смолою и убедиться в необходимости так твердо установить в себе сознание долга, чтобы не оробеть и пред подобными муками, если завтрашнему журналу или достаточному числу соседей заблагорассудится провозгласить вас мятежником.

Впрочем, сердце самое трепетное может успокоить все опасения грядущих бедствий, усмотрев, с какою скоростью природа кладет конец чрезмерным ожесточениям всякого зла. Мы так быстро приближаемся к пределу, за которым не погонится за нами ни один из наших врагов. «Пусть их себе безумствуют, — говорит поэт, — твой сон безмятежен в могиле!» Среди мрака нашего неведения, того что будет, в те грустные часы, когда мы глухи к божественным голосам, — кто из нас не завидовал предшественникам, чьи великодушные усилия достигли желанного конца? Глядя на мелочность нашей политики, кто не поздравит в душе своей Вашингтона, не сочтет его счастливцем, потому что он давно обернут саваном и сошел в могилу, прежде чем в нем вымерла вера в человечество? Кто из нас никогда не завидовал тем добрым и доблестным, уже не страдающим от треволнений земного мира, но с благосклонным любопытством выжидающим в областях высших окончания перемолвок и отношений человечества с природою вещественною? А между тем, Любовь, которая может оскудеть здесь, от умножения беззаконий, уже отнимает у смерти ее жало и мощно заверяет, что она бессмертна и исходит из глубины неиссякаемого лона Существа абсолютного и предвечного.

Любовь