Нравственная сторона литературной профессии

Человек несовершенен; однако в литературе ему должно выражать себя, свои взгляды и предпочтения, ибо поступать иначе куда опаснее, нежели рискнуть показаться безнравственным: это значит безусловно изменить правде. Изобразить чувство, которое вы не испытываете, даже самое похвальное, значит, исказить его, а это не может быть полезно. Утаить чувство, которое вы безусловно испытываете, значит, вольно обойтись с правдой. Вероятно, любой взгляд на жизнь, если только человек, который его придерживается, в здравом уме, содержит в себе долю правды, которая в подходящих обстоятельствах окажется благотворной для человечества. Я не боюсь правды, пусть бы только мне ее сказали, но я боюсь обрывков правды, которые мне навязывают. Всему свое время — пляске и трауру, суровости и чувствительности, строгой воздержанности и пиру плоти; и если писателю удалось бы собрать все эти крайности в одном творении, каждую на своем месте и не погрешив против соразмерности, то он создал бы великий шедевр с точки зрения нравственности, а также и с точки зрения искусства. Пристрастие безнравственно, ибо всякая книга, дающая обманчивое представление о мире и жизни, дурна. Беда в том, что слабый неизбежно пристрастен; и книга одного оказывается унылой и гнетущей, другого — дрянной и пошлой, третьего — болезненно-чувственной, четвертого — угрюмо-аскетической.

В литературе, как и в жизни, невозможно всегда быть правым. Можно лишь прилагать к этому все старания; и тут существует лишь одно-единственное правило: не следует торопиться тогда, когда можно помедлить. Что толку написать книгу и отложить ее на девять или даже на девяносто лет; ведь когда пишешь, то убеждаешь и самого себя, так что не спешите начинать; и если вы замыслили произведение искусства, предмет его следует прежде долго и тщательно проверять на вкус, ибо, когда книга изготовлена, вы будете ощущать этот вкус на каждой странице; или если вы намереваетесь вступить в спор, вам следует прежде обдумать предмет спора со всех сторон, представить его себе в здоровье и в болезни, в горе и в радости. Именно это кропотливое исследование, совершенно необходимое для того, чтобы создать книгу добрую и правдивую, обращает занятия писательским искусством в длительную и благородную школу.

Многое еще можно сделать, многое сказать и повторить. Всякий литературный труд, который верно передает явления действительности или доставляет удовольствие, оказывает обществу услугу. И оказавший ее вправе испытывать вполне законную гордость. Самые легковесные романы — благословение для страждущего, с ними не сравнится никакой хлороформ. Даже жизнь нашего старого морского волка получила оправдание, когда, прочитав «Любимца короля» или «Ньютона Форстера», Карлайль смягчился душою. Доставить удовольствие — значит оказать услугу; наставлять, забавляя, совсем нетрудно, наоборот, очень трудно без помощи забавы преуспеть в наставлении. Даже и в бессодержательной книге обнажится частица души писателя или его жизни; читать же роман, в который вложены душевные силы, — значит умножить свой жизненный опыт и дать применение чувствам. Всякая статья, всякое стихотворение, всякое эссе, всякая entre-filet note 3, пусть ненадолго, непременно сделается достоянием умов какой-то части читающей публики и, пусть мимолетно, окрасит ее мысли. Когда принимаются обсуждать какой-либо предмет, у любого бумагомарателя есть бесценная возможность сказать свое слово в достойном, подобающем человеку духе; и если бы в нашей прессе к этому стремились многие, ни публика, ни парламент не опускались бы до суждений более низменных. Писатель может мимоходом натолкнуться на что-либо, что кого-нибудь позабавит, заинтересует или ободрит — пусть даже всего лишь одного читателя. Право же, ему очень не посчастливится, если он не заденет решительно никого. Он может также натолкнуться на нечто такое, что сумеет понять даже человек неразвитый; а для такого человека прочесть какую бы то ни было книгу, да к тому же и понять ее — случай исключительный, знаменующий эпоху в воспитании его чувств.

Итак, вот дело, которое стоит делать, и при этом стоит делать по возможности хорошо. А потому если я склонен приветствовать заметное пополнение нашего цеха, то вовсе не оттого, что ремеслом нашим можно больше заработать, но оттого, что оно приносит большую и высокую пользу, оттого, что каждый честный мастеровой своими собственными усилиями может сделать его еще более нужным человечеству; оттого, что дело это трудно делать хорошо, но можно делать всякий год все лучше; оттого, что оно от каждого пишущего требует пристального размышления и тем самым постоянно воспитывает и облагораживает его натуру; оттого, что, как этот труд ни оплачивай, его лучшие образцы все равно заслуживают гораздо большего. А в наши дни, на исходе девятнадцатого века, честный человек должен более всего опасаться получать и тратить больше того, что он заслуживает.