Нравы русских при Петре Великом

Та же простота, какую наблюдалъ царь въ одежд и въ экипаж своемъ, господствовала и въ его обращеніи. «Если хотите остаться моими друзьями», говорилъ онъ заандамскимъ корабельщикамъ въ 1698 году, «то обходитесь со мною не какъ съ царемъ; иначе я не буду ученикомъ вашимъ. Я ищу не почестей, но полезныхъ знаній. Оставьте вс церемоніи; мн свобода въ тысячу разъ миле, нежели несносное принужденіе, котораго требуетъ свтъ». Указомъ отъ 30 декабря 1701 года, рабское обыкновеніе предковъ нашихъ повергаться на землю или падать на колни при встрч съ царствующими особами было замнено поклономъ. Бывало, если на улиц кто-нибудь изъ проходящихъ, поклонившись, останавливался передъ государемъ, онъ подходилъ къ нему и, взявъ за кафтанъ. спрашивалъ: «Чего ты!» и если тотъ отвчалъ ему, что остановился изъ уваженія къ его особ; — «эхъ, братъ», продолжалъ Петръ, ударивъ его по голов: «у тебя свои дла, у меня мои; зачмъ тратишь время по пустому; ступай своей дорогой». Запрещено было въ письмахъ къ государю называться словомъ холопъ, давать себ уменьшительныя имена Ивашки, Мишки, и т. п., или снимать шапки передъ царскимъ дворцомъ, какъ сіе водилось въ старину, и теперь еще въ обыкновеніи у насъ въ нкоторыхъ дворянскихъ домахъ для крестьянъ, приходящихъ па барскій дворъ. «Какое различіе между Бога и царя, когда воздавать будешь равное обоимъ почтеніе?» говорилъ онъ при семъ случа. «Къ чему уничижать званіе, безобразить достоинство человка? Оказывать дому моему въ жестокіе морозы безплодную почесть, обнажая голову, вредно для здоровья, которое миле мн въ подданномъ всякихъ пустыхъ поклоновъ. Мене низости, боле усердія къ служб и врности къ государству и ко мн — вотъ почести, которыхъ я хочу». Вообще не было человка настойчиве Петра въ церемоніальныхъ этикетахъ; но, съ другой стороны, нельзя было обходиться съ людьми откровенне и дружелюбне въ частной жизни.

Вотъ примръ, какъ онъ мало чинился съ особами, которыхъ даже совсмъ не зналъ. Находясь въ Париж, онъ хотлъ видть заведеніе Сенъ-Сиръ для воспитанія дворянскихъ двицъ и основательницу онаго госпожу Ментенонъ, которая нкогда управляла Людовикомъ XIV и всею Франціею и въ то время проводила послдніе годы своей жизни въ сей обители покоя. — Ему сказали, что г-жа Ментенонъ почла бы за счастіе видть его, но что она лежитъ больная и потому не можетъ принимать никакихъ посщеній. «Это не мшаетъ», отвчалъ государь: «я ей не буду въ тягость; мн надобно ее видть; она много принесла услугъ королю и Франціи, хотя, увлекаясь суевріемъ и длала глупости, гнавъ протестантовъ». Съ сими словами похалъ онъ въ Сенъ-Сиръ, вошелъ, не сказавшись, въ комнату Ментенонъ, отдернулъ занавсы ея кровати, дружески поклонился больной и, свъ на постель у ногъ ея, «извините», сказалъ онъ ей, «что я пріхалъ не во время и, можетъ быть, не соблюлъ всхъ формъ приличія, являясь къ вамъ; но я прибылъ въ вашъ край, чтобъ видть все замчательное въ Париж и въ Версал: въ такомъ случа могъ ли ухать изъ Франціи, не заявивъ вамъ моего уваженія». Засимъ, не давъ ей отвчать и не спуская съ нея глазъ, спросилъ у нея, чмъ она нездорова? «Болзнь моя есть старость», отвчала встревоженная Ментенонъ слабымъ голосомъ. — «Мы вс рано или поздно потерпимъ отъ нея», сказалъ монархъ, всталъ, пожелалъ ей выздоровленія и, поклонившись, вышелъ вонъ.