Нравы русского духовенства

Что постановления Стоглавого собора не дали никаких положительных результатов (как, впрочем, и все другие его постановления в области улучшения нравов духовенства), видно из того, что уже около 1575 года сам царь Иван IV так говорил на собрании церковных иерархов, обращаясь к этой своей политической агентуре: «Вы ведете жизнь самую дурную, утопаете в удовольствиях и наслаждениях, дозволяете себе ужаснейшие грехи, вымогательства, взяточничество и непомерные росты. Ваша жизнь изобилует кровавыми и вопиющими грехами: грабительством, содомским грехом, вы хуже, гораздо хуже скотов».

О росте содомской пагубы говорит также старец Филофей: «О третьей же (заповеди) пишу и плача горце глаголю, яко да искорениша из твоего православного царствия сий горкий плевел. Писано бо есть: преступает от своя жены разбирает плоть свою, а творяй содомская убивает сам плод чрева своего. Бог сотворил человека и семя на чадородие, мы же сами даем свои семена на убийство и в жертву дьяволу. Сия мерзость умнозишися не токмо в мирских, но и прочих, о них помолчу, чтый да разумеет». Легко понять, на кого намекает Филофей, говоря о «прочих»: это были монахи и даже высшие церковные чиновники, как, например, митрополит Зосима.

Таким образом никакие предписания не дружиться с «юными детьми» не помогали, и содомская пагуба процветала в монастырях.

Во время Никона производилось следствие по делу совершения мужеложества архимандритом над дьячком в церкви во время богослужения.

Как развит был этот порок в древнерусском обществе, видно из любопытного чина исповеди, представляющего очень ценный исторический документ: «Се суть, отце, согрешения моя; и чрез естественная плотская беззакония согреших от юности моея, растлевая в детских растлениях содомским блудом». В этом чине исповеди содержится ряд вопросов о самых изощренных формах разврата, с описанием таких подробностей, что мы не рискуем здесь их изложить, щадя скромность наших читателей.

Мы не собираемся, однако, доказывать, что русскому духовенству были свойственны какие-нибудь особые пороки, которых не знало современное ему общество. Напротив, недостатки духовенства были обычны для всего русского общества. Но тем важнее вскрыть эти недостатки, показать, что духовенство наше, страдая всеми недостатками своей эпохи, меньше всего могло претендовать на роль учителей и наставников общества.

«Особые стяжания»

Те особенности быта русского духовенства, которые изложены нами на предыдущих страницах, требовали, конечно, специальных средств, которые духовенство получало двояким путем: 1) путем эксплуатации населения, взимания за свои услуги, за магию, различных поборов, 2) путем эксплуатации церковного имущества, растраты его, обращения в личную собственность общецерковных богатств и т. д.

«На всякие свои потребы» духовенство, по выражению Вассиана, производило «кражу в собину», т. е. расхищало церковное имущество, обкрадывало свои церкви и монастыри. Церковь владела значительными богатствами, полученными как в результате вкладов при пострижении и на «поминок по душе», а также в результате ведения своего хозяйства на капиталистических началах.

Сребролюбие духовенства, стремление его к личному обогащению, бесцеремонное обращение с порученными ему церковными средствами «чтобы самим в отраде и всяком покое жить», — эти особенности церковного быта не могли не обращать внимания современников. Стремление приобрести «стяжания всякие, стада скотские и всякие сладкие пищи» — свойственно было всем слоям церковного общества: и высшие церковные чиновники, эти, по выражению Иосифа Волоцкого, «сосуды сатаны и дьявола, предавшиеся чревоугодию, пьянству и содомству, открытые еретики», и монастырские игумены и старцы, и низшее духовенство, — все они по мере своих сил и возможностей растаскивали церковное добро на личные надобности. Памятники рассматриваемой нами эпохи сохранили много свидетельств о растратчиках из духовенства.

В 1606 году Василий Шуйский, узнав о различных беспорядках и злоупотреблениях, происходивших в Пермском Вознесенском монастыре, писал Пермскому воеводе, чтобы он «Черному попу, старцу Иосифу, велел быть в строителех, и от бесчиния старцев унимать»^[92]. В 1609 году, во время осады Троицкой лавры, один из монахов ее, Гурий Шишкин, ввиду определенных подозрений в растрате, произведенной монастырским казначеем, просил жившего тогда в Москве келаря лавры, Авраамия Палицина, произвести полную ревизию монастырской казны^[93].

В 1630 году царь Михаил Федорович, узнав о злоупотреблениях «строителя» Чердынского Богословского монастыря, Трифона, писал Чердынскому воеводе, чтобы он «назначил на его место старца Герасима и велел произвести подробную опись всего монастырского имущества»^[94].