- ...Совсем иссохла земля наша, - между тем увещевал девушку демобилизован-ный солдат. – Растрескалась. Посевы горят. Виноградники... Речка, и та обмелела. Если так дальше пойдет, не дождаться нам конца войны. Не продержаться. – И так как Ншан молчала, он продолжал: - Ты у нас святая, Богом отмеченная. Всем селом молим – помоги!
Толпа, как было оговорено, зашумела, каждый выкрикивал свое:
- Дождя земля просит!
- Не откажи, дочка!
- Помоги!
- Помоги...
- ...Не знаю, смогу ли, - растерянно промямлила Ншан, забывшая, что все это не по-настоящему.
- Э-э-э! – разочарованно отмахнулся режиссер и даже отвернулся. – Бледно. Неубедительно. Внутренней силы не вижу. Уверенности в себе. Избранности, наконец.
- А ты попробуй, дочка, попробуй. Народ ведь просит. Послужи селу.
- Но как? – нерешительно проговорила Ншан, сползая с гладкого камня.
Ступни ее коснулись земли – она физически ощутила, как вверх по ногам заструилась живительная энергия, блаженной волной растекаясь по всему телу.
- Лажанулся! – пробормотал про себя режиссер. – На поводу у этих балбесов пошел. Ну самая обыкновенная деревенская девчонка! Всех-то особенностей, что смазливая, да слепая... Впустую время и пленку гоним. – О том, что эта девчонка его помрежа на ноги подняла, он даже не вспомнил.
А Ншан прижала кулачки к груди и подумала: «К кому ж мне за дождем-то обращаться? И что нужно, чтобы дождь на землю пролился?»
Ей вспомнился воздух перед грозой. Он становился обычно душным, тяжелым и неподвижным. Дыхание стеснялось в груди. А тучи набухали, провисали, как мокрое шерстяное одеяло на веревке. Тяжесть придавливала их к горам...
Ншан плечами ощутила их непомерный вес, будто она и была одной из тех гор. Она вспомнила, как темнело все вокруг, становясь зловещим и напряженным. Ее мускулы непроизвольно напряглись, плечи ссутулились – ведь это она и есть туча, несущая в себе тонны непролившейся влаги и стонущая от непосильной ноши.
Время, казалось, остановилось. Никто не смог бы сказать, сколько минут или часов прошло, когда внезапно родившийся ветер ураганом пронесся по притихшим скалам, взметнул в воздух тяжелую волну ее волос... Волосы бьются по лицу, путаются, облаками разметавшись по небу. Сухие травы, кустарники, деревья гнутся, трепещут... Заломив над головой руки, будто она уже не туча, а дерево, Ншан гнется вместе с ними под резкими порывами ветра.
А туче не хватает больше сил удерживаться в небе. В непреодолимом стремлении разрядиться она исторгает из себя молнию.
Оглушительный треск раздался над самой головой Ншан. Она была уверена, что раскат грома возник в ее воображении. Она больше не извивалась, как молодое деревце, хоть ветер рвал ее платье и волосы. Она содрогалась всем телом, как если бы через нее пропускали электрический ток. Она была грозовой тучей. И молнией. И землей, истомившейся от жажды. И воздухом, дрожащим от ожидания и напряжения.
Крупные холодные капли бальзамом упали на ее разгоряченное лицо, потрескавшиеся губы. Она разом вдруг вся обмякла, подставив тело косым хлещущим струям. И так стояла неподвижно – потому что ноги ее корнями вросли в землю – пока дождь не кончился. Вода сбегала с намокших волос по прилипшему к телу платью...
Ншан медленно приходила в себя. Ее окружала немая тишина, как если бы она вдруг осталась одна в целой Вселенной. А что, если она, растворившись, навеки превратилась в невидимую частицу Матери Природы?
Девушка простерла вперед руки, испуганно шаря в воздухе:
- Где я? Кто я?.. Помогите...
Руки, крепко схватившие ее заледеневшие пальцы, были руками Артура. Он укутал ее, мокрую и дрожащую, в свою куртку, прижал к себе.
- Сумасшедшая, что ты сотворила... - прошептал растерянно ей в самое ухо.
- Я промокла насквозь и мне очень холодно, - пожаловалась она, стуча зубами, не понимая, что ее бьет нервная дрожь. – А что остальные? Они успели укрыться в домах?
Нет, никто не укрылся в домах. Люди продолжали стоять, скованные оцепене-нием и суеверным страхом, промокшие до нитки, как и она, не верящие в случившееся. Даже режиссер подавленно молчал, глядя округлившимися от изумления и шока глазами на хрупкое незрячее создание, доверчиво прильнувшее к его ассистенту.
- Ты... ты отснял все это? – рассеянно, как во сне, проговорил он, не глядя на Сафона. И, наконец приходя в себя, заорал: - Ты успел отснять!?!
- Все, все отснял. Даже если камера промокла и испортилась, она выполнила свое предназначение, - севшим голосом пробормотал оператор. – И я вместе с ней.
- Ведь не поверят, черт возьми! Скажут, очередной кинематографический трюк, монтаж. Скажут, что дождь мы лили из шланга... или специально так подгадали.
- Я делал трансфокатором наезды, крупные и средние планы на толпу, - отозвался Сафон. И, стряхивая воду с волос, добавил: - А пусть думают, что хотят. Мы-то видели. Эта девочка всего меня перевернула, с ног на голову поставила. Я понял, что ничего о жизни и о нас самих не знал до сегодняшнего дня...
Тихо, пятясь, без единого звука отступали и расходились ошарашенные односельчане...