Ну и что, что тролль (СИ)

Кузиманза Д. Д.

Ну и что, что тролль

1

Он чувствовал себя, как после несчастного случая в раннем детстве. Прыгнул с балкона их пятиэтажки, держа в руках мамин зонт, а потом лежал разозленный и беспомощный на газоне со сломаной ногой, пока не прибежали соседи и не вызвали "скорую".. Но тогда ему не шипели на ухо: "И все погибнет… Без тебя все погибнет…"
Ну, а теперь с чем не повезло? Дорожная авария? Парашют не раскрылся? Банальный мордобой с хулиганами? Разборка с троллями? Привычная битва с бездухами?
Судя по всему, он лежит на поле боя, но санитарная команда присела где-то покурить да перекусить. Спасение утопа… то есть, раненого есть забота самого раненого.
Открыл глаза, но боль заставила зажмуриться. От света? Ему режет глаза свет? Солнышко над полем боя? Что случилось-то? Дорожная авария, парашют не раскрылся или банальный мордобой? Кто погибнет-то? Куда бежать и что спасать?
А вот и нет. Нет никакого поля боя, битвы или хотя бы поединка. Он в комнате. Свет горит.
Нет, желтоватый шар на изящной цепи не горел, а скорее тлел.
Но глаза продолжали болеть. И это было не единственное место, которое страдало.
А ещё вернее, не было места, которое не болело бы совсем.
Левая рука странно одеревенела, словно он провёл долгую ночь на жёсткой и неудобной постели. Собственно говоря, правой руке было не лучше. Он собрал силы и попытался сесть. Напрасно. Руки и ноги были крепко и надёжно связаны, и, самое неприятное, не помнил когда и кто это сделал. В памяти зияла дыра… батюшки! не дыра, а бесконечная бездна. Не помнил даже, кто он такой.
Надо же: о хулиганах или, скажем, бездухах, помнит, а о себе… только имя.
Панический страх окатил его, как мерзкая, холодная грязь, и он послушно подчинился ему. Страх – это хорошо, страх означает, что его тело и чувства в порядке. А потом, глядишь, появятся и хорошие воспоминания. Ведь прошедшее и происшедшее – на расстоянии протянутой руки, он почему-то в этом уверен!
Он открыл глаза, но боль заставила прищуриться. От света? Нет, желтоватый шар на изящной цепи не горел, а скорее тлел. Но глаза продолжали болеть. И не только глаза. Левая рука странно одеревенела, словно он провел долгую ночь на жесткой и неудобной постели. Собственно говоря, правой руке было не лучше. Он собрал силы и попытался сесть.
Напрасно. Руки и ноги были крепко и надежно связаны.
Самое неприятное, не помнил когда и кто это сделал. В памяти зияла дыра… батюшки, не дыра, а бесконечная бездна: не помнил даже, кто он такой. Только зловещие и дурацкие слова: "Без тебя все погибнет!"
Панический страх окатил его, как мерзкая, холодная грязь, и послушно подчинился ему. Страх – это хорошо, страх означает, что тело и чувства в порядке. А потом, глядишь, появятся и воспоминания. Ведь прошедшее и происшедшее – на расстоянии протянутой руки, он почему-то в этом уверен!
Но воображаемая рука пока была коротковата, и чувствовал он себя, как осенний лист, подхваченный ветром и несущийся неведомо куда. В полном смысле такого сравнения: все кружилось даже перед закрытыми глазами. Сейчас его вывернет прямо на мягкий и красивый ковер. Нет, он не допустит себя до такого унижения! Стиснул зубы до боли – не той, что была раньше, а еще большей! – судорожно глотая. Попробовал крикнуть, но только застонал.
Наконец, опять открыл глаза и повел ими из стороны в сторону. Ничего плохого не случилось, мир больше не кружился, а стал незыблемым и устойчивым. Какая красивая комната: резные панели и потолочные балки, мебель солидная, но со вкусом инкрустированная чем-то блестящим.
Невольно рассмеялся и хрипло сказал: