"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

возвращались домой55. Следствие по этим делам велось формально, решение ограничивалось

административными взысканиями или высылкой, т. е. тем, чего немцы, собственно говоря, и добивались.

53 Дель О. Указ. соч. С. 19.

54 Данные на этих лиц сохранены и могут лечь в основу отдельных исследовательских проектов, а также быть использованы

при составлении книги памяти жертв политических репрессий Москвы и Московской области.

55 См. дела Московской ВЧК 1920-1921 года: ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-38435, П-38503, П-38570, П-38602, П-38616, П-38641, П-

38659.

20

Отличительной чертой данной категории дел, также исключенных из источниковой базы проекта, являлось

обилие фальшивых документов, которые «выправляли» себе немцы, стремясь поскорее попасть на родину.

Получается, что едва ли не каждый второй из арестованных отправлялся за рубеж, чтобы раздувать на

Западе пожар мировой революции. Нельзя исключать того, что ряд мандатов был все же подлинным, и арест

являлся следствием неразберихи в компетенциях советских ведомств и Коминтерна, характерной для первых

послереволюционных лет.

Архивные материалы свидетельствуют и о движении в обратном направлении. В Москве на Виндавском

вокзале в конце 1920 г. ВЧК арестовала группу молодых немцев, которые отправились в Россию в поисках

лучшей доли. Проехав всю Польшу и нелегально перейдя польско-литовскую границу, они получили от

советского полпреда в Литве Т. Л. Аксельрода въездные визы и беспрепятственно добрались до Москвы.

Большинство перебежчиков отправили обратно в Германию, двух самых идейных передали в распоряжение

Германского совета в Москве56.

Отказ от этнического фактора в качестве решающего диктуется, кроме того, нередкими фальсификациями

национальности подследственных в ходе массовых репрессий. Особенно доставалось евреям, родившимся

на территории бывшей Речи Посполитой, разделенной между Австрией, Пруссией и Россией. Их

«записывали» немцами, а место их рождения переиначивали так, чтобы оно звучало по-немецки. Случались

и более экзотические фальсификации, соучастниками которых становились сами подследственные. Так,

Иоганн Концевитц родился в Краснодаре у украинки, его отчимом был немец, погибший в годы

Гражданской войны. При получении паспорта он придумал себе немецкое имя, а местом рождения назвал

Берлин. Желание выделиться среди сверстников дорого ему обошлось. Следователь сочинил протокол

допроса, в котором содержалась придуманная история о семье военнопленного, которая оказалась в России.

Услышав все это, Концевитц назвал сотрудника НКВД «сумасшедшим», за что был жестоко избит двумя его

подручными. И получил пять лет лагерей как немецкий шпион57.

Методика исследовательской работы с АСД жертв политических репрессий находится в процессе

становления, поэтому автору в ряде

56 Дело в отношении Бема Р. И., Бертрама П. Р., Краузе О. Э., Лешера К. Ф., Фогеля М. Г. и Фукса Г. Г. (Там же. П-38 667).

57 При пересмотре дела следственные органы проявили «гуманность» — в 1940 г. лагерный срок Концевитцу снизили до трех

лет (ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 18852).

21

случаев приходилось самостоятельно разрабатывать инструментарий источниковедческого анализа58. Наряду

с обязательными документами — справкой и ордером на арест, анкетой арестованного, копией приговора,

материалами прокурорской проверки и документами о реабилитации — в изученных делах содержится

немало «отклонений от нормы». К сожалению, применительно к эпохе «большого террора» приходится

говорить о процессуальном минимализме, вызванном огромным темпом, который набрала репрессивная

машина при сохранении своего кадрового состава. Речь идет не столько об отсутствии тех или иных

процессуальных документов, сколько об их небрежном исполнении, явных несоответствиях в

биографических данных, которые не подвергались дополнительной проверке. На фоне масштабных

фальсификаций такие «мелочи» в 1937-1938 гг. просто не бросались в глаза, однако сегодня они в

значительной степени осложняют унификацию и выстраивание базы данных.

В то же время практически в каждом АСД исследователя ждут сюрпризы, позволяющие дополнить

тягостную картину новыми штрихами и красками. В некоторых делах сохранилась переписка с родными и

знакомыми в Германии, бытовые фотографии, записные книжки и дневники. Хотя личные документы

арестованного, не имевшие отношения к предъявленному обвинению, предписывалось уничтожать, в