центрационные лагеря и допросы в гестапо. Власти Третьего рейха выдавливали из страны евреев и лиц вне
подданства, которые считались политически неблагонадежными. Покинувших Германию антифашистов
лишали германского гражданства, что закрывало им право на возвращение в страну.
Советский Союз, провозгласивший право на предоставление политического убежища революционерам, а
также нуждавшийся в квалифицированной рабочей силе, достаточно либерально относился к притоку в
страну иностранцев. Ситуация изменилась лишь к середине 30-х гг. В условиях социально-политической
унификации населения, которую сталинская пропаганда трактовала как «формирование советского
человека», выходцы из-за рубежа оказывались материалом, с трудом поддающимся перековке. Понятие
«немец» парадоксальным образом вернуло себе исходный смысл — когда-то так называли всех иностранцев, которые казались немыми, чужими, не способными понять реалии России.
Это скорректировало первоначальный замысел книги — показать национальную составляющую большого
террора на микроуровне, если последнее понятие может вместить в себя столичный регион и одну из самых
крупных колоний иностранцев в нем. Немецкая операция 1937-1938 гг. и ее повторение летом-осенью 1941
г., проводившиеся органами госбезопасности Московской области, не носили характера этнической чистки.
И в директивах, идущих сверху, и в понимании рядовых исполнителей это была антигерманская акция,
призванная перерубить все неподконтрольные властям контакты и нити, тянувшиеся из «советского
огорода» к враждебному государству, поставившему завоевание «жизненного пространства на Востоке» в
центр своей глобальной стратегии.
Конечно, среди лиц, попавших в немецкую операцию (ее следовало бы назвать германской, но первое
понятие уже утвердилось в научном обороте), преобладали немцы по крови и по месту рождения. Однако
анализ архивно-следственных дел показал, что более точно эту категорию жертв большого террора можно
описать как «выходцы из Германии». Среди них были и русские военнопленные Первой мировой войны, и
лица разных национальностей, оказавшиеся в этой стране только в годы Веймарской республики. Покидая
Германию, в том числе и вынужденно, они уносили с собой язык, образ жизни и политическую культуру,
привитые им в стране, которая так и не стала их новой родиной. В Советской России этот багаж становился
218
основой для межкультурного взаимодействия на самых различных уровнях — от применения
производственных навыков в заводских цехах до бытовых конфликтов на коммунальных кухнях.
Автор отдает себе отчет в том, что выбранные в качестве объекта исследования 720 следственных дел,
дополненные документами из архива Коминтерна, не позволяют исчерпывающе ответить на все вопросы,
касающиеся причин и последствий немецкой операции НКВД. Однако, сложенные вместе, они в
достаточной мере иллюстрируют жизнь выходцев из Германии в столичном регионе, дают объективный
набор социально-политических характеристик эмигрантской колонии накануне большого террора.
Материалы следствия показывают приемы и методы, которыми пользовались сотрудники органов
госбезопасности, чтобы в условиях штурмовщины массовых операций придать своим действиям подобие
«социалистической законности». Динамика репрессий отражает как исполнение директив высшей власти на
местах, так и логику действий рядовых «чекистов», лавировавших между кнутом и пряником.
Более половины из 720 дел велись в отношении лиц, которые в прошлом являлись активистами и
функционерами Коммунистической партии Германии, 220 из них оставались членами этой партии и на
момент ареста. То, что они рассказывали на допросах о своей политической деятельности, диктовалось
стремлением к самооправданию, к снятию с себя образа врага. То, что фиксировалось в протоколе, было
подчинено задаче фальсификации несовершенных ими преступлений. И тем не менее материалы допросов,
равно как показания свидетелей, справки и характеристики, отложившиеся в АСД, содержат уникальную
информацию о «боевом пути» КПГ, ее месте в политическом ландшафте Веймарской республики и борьбе за
устранение ненавистной «системы». Из этих материалов складывается ментальный тип образцового
коммуниста, ни в грош не ставившего ценности парламентской демократии, в любой момент готового к
прямым действиям, к «последнему и решительному бою». Способность к самопожертвованию ради идеалов
светлого будущего, бескомпромиссность «солдата мировой революции» и готовность идти наперекор устояв-
шимся общественным ценностям оказывались для многих немецких коммунистов роковыми качествами
после их приезда в СССР. Здесь от них требовалось приспособление к реалиям сталинского режима, которые
вблизи выглядели совершенно иначе, чем лубочные образы строящегося социализма на страницах левой
прессы.
Инженеры и рабочие, завербованные в Германии на рубеже 30-х гг. для работы в советской
промышленности, переживали скорее культурный, нежели политический шок, хотя принимающая сторона
219
делала все для того, чтобы смягчить его негативное воздействие, особенно сильное там, где стройки