Читаем "Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг полностью

присоединится к державам оси. В этих условиях мать и дочь решились на крайний шаг, последствия

которого осознавали даже те, кто лишь едва был знаком с реалиями советской жизни. Они направились в

немецкое посольство, чтобы получить паспорта и

270

уехать в Германию. Рассказ двух женщин об арестованных мужьях, сыне и брате, наверняка вызвал волну

сострадания у консульских работников, хотя за последние годы им пришлось выслушать немало подобных

историй. Однако порядок для немецкого чиновника был превыше всего. Отправить в Германию семью

осужденного там шпиона, да еще и жену еврея-коммуниста — невозможно! Но Рут вновь приходила в

посольство, просила и умоляла, плакала и улыбалась. Официальные разговоры в консульстве несколько раз

заканчивались приглашением в ресторан. Чтобы уйти от слежки, дипломаты предлагали проверенный ход —

встретиться на главном почтамте, где легко было затеряться в толпе. Каково же было удивление ухажера, когда на первое свидание девушка пришла со своей мамой!

Рут Шейбе соглашалась на все — мыла полы на квартирах немецких дипломатов, проводила с ними вечера и

выходные. В отсутствие мужа она оформила развод. Не исключено, что она поверила обещаниям кого-то из

посольских работников оформить фиктивный брак, чтобы получить германское гражданство — это не было

чем-то из ряда вон выходящим. Однако за бегом событий в тот год не мог угнаться ни один смертный.

Свидетельство о разводе было датировано шестым июня 1941 г., «чистый» паспорт, с которым можно было

регистрировать новый брак, выдали только после начала войны. Теперь он оказался уже совершенно

бесполезным.

В мае Рут стали просить помочь не только с уборкой квартир, но и с упаковкой вещей — немецким

дипломатам было очевидно, что дело идет к войне. Позже это станет ключевым пунктом обвинения простой

уборщицы: она «получила сведения о предстоящем нападении Германии на СССР за несколько дней до

последнего», но не сообщила об этом органам НКВД. Напиши Рут Шейбе письмо Сталину, или просто

пойди на Лубянку — и что же, страна встретила бы грозного врага во всеоружии? Вряд ли, ныне нам

известно, что сигналов снизу было предостаточно. Не хватало другого — политической воли руководства

принять их всерьез. Сталин до последнего момента требовал не дразнить Гитлера, и все, что не

соответствовало этой установке, попадало в мусорную корзину.

Следующим пунктом в трагической биографии двух оставшихся на свободе женщин стала ночь на 12

сентября 1941 г. Органы НКВД проводили операцию по очистке столицы от подозрительных по шпионажу

элементов. Брали всех тех, кто имел хотя бы какое-то отношение к Германии. С мужчинами было уже

покончено, взялись за женщин. Вначале арестовали мать, дочь отправилась на Лубянку лишь

271

на следующий день. Начался последний виток в истории немецко-латышской семьи Шейбе.

Рут не пыталась скрыть своих настроений, поэтому в ходе следствия обошлось без вызова свидетелей. Она

признала себя немкой и подписалась под следующей фразой: «Германское посольство я посещала в силу

своего враждебного отношения к существующему в СССР политическому строю... в частности я была

озлоблена обстоятельствами ареста моего отца, брата и мужа». Офицер НКВД, проводивший допрос,

настаивал на признании шпионской деятельности: «Просто так встреч граждан СССР с представителями

иностранных посольств не бывает. Отвечайте, с какой целью вам назначались явки». Рут до самого конца

отрицала обвинения в шпионаже.

В жестких диалогах следователя и обвиняемой пересеклись глобальные конфликты эпохи и личные судьбы,

безжалостно растоптанные в ходе разрешения этих конфликтов. Вот выдержка из протокола допроса 24

декабря 1941 г.:

«—Я хотела ехать домой.

— Куда домой?

— В Германию, в город Берлин.

— Из СССР к фашистам?

— Да, но там живет моя бабушка».

Признания Рут попали в дело Елены Францевны, дочь невольно стала главным обвинителем собственной

матери. Впрочем, последней было уже все равно — она медленно угасала в тюрьме города Фрунзе, куда

эвакуировали политических преступников из московских тюрем. Последние два месяца она провела в

тюремной больнице, в деле появилась редкая запись: по состоянию здоровья не может быть допрошена. 10

марта 1942 г. Елены Шейбе не стало, и сотрудник госбезопасности подписал протокол о прекращении

следствия по ее делу. В тот день Рут находилась в том же самом городе и в той же самой тюрьме, но вряд ли

ей сообщили о кончине матери. Не знала она и о том, что согласно обвинительному заключению ей

полагалась высшая мера наказания — смертная казнь. Но Особое совещание по каким-то причинам

проявило милосердие и ограничилось заключением в исправительно-трудовой лагерь сроком в 5 лет.

Оказавшись в Северном Казахстане, в печально известном Кар-лаге, Рут продолжала ждать. Вероятно, она

часто вспоминала короткую фразу, брошенную при прощании германским дипломатом: «Ждите...». Она

дождалась окончания войны, завершения своего лагерного срока, освобождения от «режима спецпоселения»

в 1955 г., и, наконец, — собственной реабилитации. Она сумела найти мужа, с

272

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже