Ну, ты, Генка, и попал... Том I

— Манька — глупая баба, обрадовалась, что мужик у неё пристроен на целый день вместе с детями — мальцы побежали отцу помогать пасти скот. Ну, и решила мать свою навестить в Суринске. Пока горничной-то была — редко ей такая оказия выпадала. Ну, она и понадеялась, что Егорша забоится пить после обещания графа выменять ослушавшихся на свиней Матвея Ивановича. А тот — ах и ох! Говорят же, что горбатого токмо могила исправит.

Телят-то на пастбище они с мальцами выгнали. А потом ему отметить это дело сильно захотелось. Он и отправил старшого, Митяя, к бабке Соломонихе, у той всегда винцо имеется. Сын отца ослушаться побоялся, сбегал и принёс. Чем уж рассчитываться собирался Егорша — не знаю. Навродя как планировал отработать, забор привести в порядок, что ли.

Тока нахрюкался мужичонка никудышный в хлам! Вечером мальцы стадо сами погнали, а одну тёлку Егорша им не доверил, мол, эта моя скотина, и жить она будет в моём доме — так сами его сиятельство велели. Слушал, видать, утром вполуха. Да и то — никогда же у Егорши ничего не было, жил он ещё и при живых родителях, и при первой жене беднее всех, потому как пристрастие имел, от батюшки к нему перешедшее по наследству.

Привёл так он тёлочку к своему дому, двери перед ней распахнул — проходь, драгоценная! А сам следом вошёл да и брякнулся в сенях. Мальцы как раз общественным скотом занимались, их же ещё и напоить надоть.

Тёлка-то следом в сени вошла, постояла–подумала да двинулась дале, в горницу. А Манька-то как раз платья свои повсюду развесила — проветрить одёжу свою решила, всё из сундука повытаскивала. Тёлочка выбрала самое яркое платье — то, что бабе сама барыня задарила как-то. Очень уж Манька гордилась им. И зажевала весь подол у сряды той — огромная дырища получилась.

Ох уж Манька Егоршу платьем тем лупила, ох уж как лупила! «Ты у меня, — орёт, — век день ентот не забудешь!» Тот верещит: «Дура, глаз высечешь!» А она: «Та ж не жалко таки глаза, что вечно вином налиты! Може, мимо кружку мимо рта проносить станешь! Тебя б, — вопит, — дурака несручного, насмерть пришибить надобно, да детёв твоих жалко, мальцы ж не виноваты!» А сама его знай лупсачит почём зря то платьем, а то крапивой!

Егорша-то бежать бросился от Маньки, да напрямки решил через огороды в лес. Побежал, да в яму выгребную и скользнул — земля там обвалилась, давно Егоршин нужник ремонта требовал. Вот стал пьянчуга пытаться из ямы выбраться, а никак: земля осыпается и он снова внизу оказывается. Изгваздался весь в дерьме — срам один!

Орёт оттуда: «Манечка, родненькая, спаси! Я тебе друго платье куплю, само шо ни на есть карсивешно, королеве под стать!» Манька стоит пень пнём, сама не помогат Егорше выбраться и других не подпускат. Тот: «Во дворе всё починю и в избе!» Манька — камень придорожный, стоит на месте.

А народ-то на эту спектаклю бесплатную собрался, хохочут все, пальцами показывают. «Век больше капельки вина в рот не возьму!» Все аж примолкли разом. А тут как раз и вы, Григорий Владимирович, об ту пору приехамши. Народ-то весь разбёгси, кто куда, и Манька, испугавшись, что его сиятельство Егоршу на свинью выменяет и опять оставит её без мужа, пусть и никудышного, в доме скрылась вместе с детьми, а Егорша так в яме и остался сидеть.

Я дослушал эту смешную историю, похохотал вместе с Мариной. Вот и верь историкам, утверждающим, что женщины до революции бесправными были, мужьями битыми. Оказывается, и среди них находились всякие, были и такие, что сами мужей поколачивали. Особенно таких безродных да никчёмных.

Свою угрозу исполнять я не стал – Егорше и так знатно досталось от супружницы, да ещё и народ теперь на смех поднимет, вспоминая эту историю до самой старости. Но двоих мужиков заслал к нему во двор — вытаскивать-то мужика надобно, вызволять из беды неминучей. Вернее, вонючей.

Выдал я обеим девушкам вольные, они порадовались. Поделился, что и Прохоровой семье, И Афоне свободу подарил – они меня обе поддержали в правильном таком решении. Потом проверил, как садовник выполнил мои указания. Картошки ему хватило аж на три огромные клумбы. Теперь моя забота — проследить за тем, чтобы урожай вырастили и собрали правильно, а потом ещё и сохранили бы до весны. Слава Богу, пока ещё про колорадского жука здесь слыхом не слыхивали. Как, собственно, и вообще про Колорадо.

Пока совсем не завечерело, навестил я Прохора. Дела у него спорились, мужики уже вырыли яму поменьше, развели в ней землю с заквашенной травяной жижей, согнали баб и подростков, которые вымесили смесь ногами. Теперь артель занималась тем, что формовали кирпичи и выкладывали их на просушку в тенёчке. Через пару дней проверим первые образцы на прочность.

Прохор новость о вольной встретил радостно. Его родители даже пытались броситься на радостях мне в ноги, чуть удержал их от такого проявления восторга.