Ну, здравствуй, муж!

Александра застыла с открытым ртом: всю «беременную» часть строения занимала композиция, вырезанная из единого куска дерева — древнего, местами треснувшего и потемневшего, но по-прежнему могучего. В том месте, где в храмах обычно стоят огромные скульптуры Шаагиля и Афарики, застыла совсем иная пара: лебедь прижимался ко льву, широко распахнув крылья. И не было понятно, то ли он искал у хищника помощи, то ли сам его защищал.

- Эта фигура наполнена магией любви, — служитель храма любовался ею вместе с гостями. Притихшие крестьяне расступились, позволяя пришлым подойти ближе. В этой глуши им нечасто доводилось видеть магов.

— Жители нашей деревни верят, стоит женщине дотронуться до лебедя, а мужчине погладить льва, и их мечты обязательно исполнятся.

Саша робко протянула руку к лебедю. У нее есть мечта, но так глупо верить деревенским байкам!

— Не будем вам мешать, — священник поклонился и перешел в другую часть храма, к кафедре. Крестьяне поспешили за ним. Рассевшись по скамейкам, они открыли небольшие книжицы и принялись нараспев повторять слова молитвы.

— У нас и так с тобой любовь, — Ханнор притянул к себе жену, — незачем в труху стирать лебединые крылья.

— А вдруг я загадала что-то другое? — Джулия крутанулась в тесном захвате, но Изегер удержал, не дал ей вырваться на свободу.

— Я исполню любое твое желание.

— Пустишь в академию? — она сделала хитрые глаза.

— Угу. Только после рождения первенца.

Юлия фыркнула, а Изегер незаметно для нее погладил лапу льва.

Александра сосредоточенно рассматривала старинную скульптуру, будто вросшую в мертвое дерево. В ней, отполированной руками тысячи людей, она искала не исполнения желаний, а утешения. Так старики, скучающие по былому, листают альбом с выцветшими фотографиями, гладят лица ушедших, улыбаются себе молодым.

Палец скользил по изогнутой шее лебедя, обрисовывал повернутую в профиль голову птицы, сомкнутые челюсти льва.

— Ой! — испугавшись, Саша отдернула руку.

— Что? — Юля обернулась через плечо.

— Нет, показалось…

— Изеге-е-ер, ты видишь это? Лебедь повернул голову. Теперь он смотрит прямо на нас. Бли-и-ин. Это же просто жуть… — Джулия подобно деревянной птице вжалась в своего «льва».

— Смотрите… Лев открыл пасть… — голос Саши дрожал.

— Спокойно, девочки! — лорд Ханнор оглянулся на замолчавшего священника, ища у того объяснений, но служитель храма и сам пребывал в глубоком изумлении.

Еще больший ступор охватил всех присутствующих, когда светловолосая гостья сунула руку в распахнувшуюся пасть льва и извлекла из нее некий предмет, который без колебания надела себе на шею.

— Палач вернулся! — с придыханием произнес священник и упал на колени. На груди Александры черным камнем, вправленным в корону на голове золотого льва, мерцал амулет рода Забирающих магию.

Лорд Сандр Вейховен все рассчитал верно: никому из его врагов не пришло в голову искать строн в скромном храме, куда на молитву стекались простые жители окрестных селений. Разве деревянная фигура, не представляющая собой особой ценности, то место, где следует хранить родовой амулет?

* * *

Крестьяне во главе со священником даже не заметили, как удалились их гости. Они до самого утра возили пальцами по шее лебедя и морде льва в надежде заставить тех пошевелиться, но истуканы так и остались истуканами.

— Магия! — шептались крестьяне, переходя из дома в дом, чтобы вновь послушать свидетелей чуда. — Это она признала пришлую девку за свою!

— Мам, а что такое Палач? — дергал пацаненек мамку за платье, но получив подзатыльник за излишнее любопытство, бежал к таким же сопливым мальчишкам пересказывать подслушанное.

— Все! Пришел зажравшимся магам конец! — вещал деревенский староста, задрав палец к небу. — Сказывают, лорд Вертич карету заложил и с семьей в столицу подался. Чует, гад, что воздастся ему за потравление посевов в угоду охоте. Прижмет ему Палач эту охоту!

— Слава тебе, Афарика! Послала избавительницу! — целовали щепоть старухи и истово прикладывали ладонь ко лбу, стараясь таким способом передать свои чаяния милосердной богине.

— Я думал, сказки все о Палаче и его замке, — басил кузнец, ударяя молотом по наковальне. — А на тебе девку в штанах!

— Да куда ж избавительница-то подевалась? — чесал голову хозяин торговой лавки. — Будет крепость отстраивать, или дальше можно камень оттудава тягать?

* * *

Хаюрб, возлежащий на огромной софе, стучал пальцами по подушке, вторя мелодии, выводимой Толстушкой Зу. Певица то заливалась соловьем, то подражала грохоту камнепада в горах, то воспроизводила шелест песков, по которым скачет перекати-поле. Телеса шамуянки подрагивали. От череды высоких нот, взятых Зу с чарующей легкостью, ее грудь высоко поднялась, и у единственного слушателя, не считая спящего у его ног пса, создалось впечатление, что певица специально прижимала свои объемные холмы ладонью, чтобы те не выпрыгнули из золотых одежд.

Когда-то и Шаша ходила в золоте. Только она не стеснялась своей наготы. Ее тело, натренированное в боях, было прекрасно. И драгоценные украшения ей шли.