Ну, здравствуй, муж!

— Подожди, мне с тобой по пути, — палач перекинул с плеча на плечо объемную суму. Звякнули склянки, и пахнуло теми самыми мазями, которыми Гердиху обрабатывали раны.

— Кто-то заболел? — в голосе Сесилии сквозила неподдельная тревога.

— Я слышал, — Казим понизил голос, — Хаюрб сам не здоров, но причина его немощи скрывается. Старик Салафай хоть и пользуется моими отварами, близко не подпустит к благословенному телу повелителя. А вот до пса, которого король притащил с собой из Агрида, дотрагиваться брезгует. «Позовите Казима, ему все-равно с какой падалью возиться!» — передразнил врачевателя палач. В его голосе звучала давняя обида.

— Что за пес?

— Странный какой-то. На шее Ярмо, а глаза так и полыхают неповиновением. Я бы даже подумал, что он тоже оборотень, уж больно взгляд разумен, но нет. Нам долго во второй ипостаси пребывать нельзя, иначе назад не вернуться, а этот, считай, вторые сутки в собачьей шкуре. Оборотень давно перекинулся бы. И зачем он нужен Хаюрбу? Отродясь во дворце собак не держали.

Под крышей веранды, куда вступили палач и мастерица, будто приветствуя, запела в золотой клетке птица Кермет. Казим поднял голову, сунул два пальца в рот и громко свистнул. Птица-невольница в испуге налетела грудью на решетку, заколошматила по ней крыльями. Вниз посыпались перья.

— Зачем ты так? Жалко ее.

Казим собрал невзрачные на вид перья, сунул в заранее приготовленный мешочек.

— Толстухе Зу настойку сделаю. Для горла. Жаловалась ночью, что голос садится. Да я и сам почувствовал, когда она подо мной хрипела. Пришлось пообещать, — он хитро подмигнул.

Гердих не знал, как среагировала бы на грязный намек Сесилия, поэтому увел разговор в сторону:

— А мази зачем несешь?

— Подрали пса маленько. В наших песках, сама знаешь, любая рана смертельной за сутки делается.

— Казим-даг, а можно мне на пса посмотреть?

— Скучаешь, небось, по Агриду? — палач скосил глаза на Сесилию.

— Даже перелетная птица с той стороны как весточка с родины.

— Тогда на, неси, — сума перекочевала на плечо мастерицы. Она как-то не по-женски крякнула, когда ее скособочило под тяжестью ноши.

— Что у тебя там? Топор?

— Ножи. Я палач, и мой инструмент всегда должен быть при мне. За это Хаюрб и ценит. Кто думал, что я ночью понадоблюсь? Сижу, псу шкуру зашиваю, повелитель рядом стоит, смотрит. Вбежала старшая жена, плачет, что младшая его подарок — какое-то редкое эльфийское ожерелье, чтобы досадить топором порубила. Приволокли несчастную. Та сначала отпиралась, а потом такой ненавистью от нее полыхнуло. Сразу стало понятно, что зависть всему виной. Хаюрб Зулию за руку взял, на мраморном столе ладонь распластал, сам за запястье держит, а мне говорит: «Руби пальцы!». Она заверещала. Мол, негоже кадийскую принцессу будто базарную воровку наказывать.

А Хаюрб так на меня посмотрел, что я сразу понял — не шутит. Вытащил я свой тесак и одним махом оттяпал сразу четыре пальца, как раз по средней фаланге. Стол аж надвое раскололся.

— А что принцесса? — Сесилия побледнела.

— Лекаря вызвали. Тот пальцы назад, конечно, не пришил, но кровь остановил. А Хаюрб так спокойно прибежавшему на его зов казначею говорит: «Принцессу отцу верните. А в качестве компенсации отправьте целый сундук ожерелий, которые ей так приглянулись. Мне не жалко».

— Куда?! — стража скрестила пики перед носом у Сесилии.

— Она со мной, — палач кивнул на суму с дурно пахнущими склянками. — Помогать станет.

— Не положено!

— Хорошо, — Казим сдернул с плеча своей спутницы сумку, осторожно положил на пол, пошурудил в ней и вытащил устрашающего вида нож-пилу. — На, держи! Сам будешь псу Хаюрба гниющую лапу отпиливать, а мы пока здесь подождем. Пику твою подержим.

Стражник скривился. Второй помялся в нерешительности.

— Хаюрба нет.

— А он нам и не нужен. Говорю же, пса его лечить идем.

Сесилия, увидев собаку, едва не расплакалась. Пока Казим возился с ранами, положила лобастую голову к себе на колени. Пес тоже будто признал ее право вести себя вольно — лизнул ладонь, точно жалуясь, жалобно заскулил.

— Все будет хорошо, родной, — прошептала Сесилия. Поковырявшись в кармане юбки, вытащила платочек, вытерла им гноящиеся глаза собаки. — Скоро все кончится.

— Ты прям как с сыном, — проворчал Казим, завязывая узел на свежей повязке.

— Сын и есть, — произнесла женщина, глядя куда-то поверх головы палача. Казим каким-то звериным чутьем почувствовал чужое присутствие. Не вставая с колен, крутанулся, попутно выворачивая содержимое сумы и хватая огромный тесак.

Перед ним стоял агридец. Почти такого же роста и мощи. Глаза с прищуром, на лице ни одна жилка не дрогнет. За ним две девчонки в мужских штанах.

— Отойди, и мы тебя не тронем, — произнес незнакомец.

Казим перекинул тесак в другую руку — левой махать сподручнее. Пружинисто пошел по кругу. Краем глаза заметил, как Сесилия метнулась к двери.