Нубук

Я тоже пил шампанское, вливался в компании парней и девчонок, принял участие в каком-то спонтанном поэтическом фестивале, прочитав в белесом сумраке, на Стрелке, давно, кажется, забытые мною стихи: «Столица спит. Трамваи не звенят. И пахнет воздух ночью и весною…», и даже кланялся аплодисментам… Несколько раз, под утро, я ехал на Старо-Невский, покупал проститутку посимпатичней и долго грубо тискал ее на своем диване, называя Мариной и слыша в ответ досадливые матерки… Но все-таки эти дни и ночи проходили незаметно, словно в полусне, и не было ни сил, ни какой-то зацепки, чтоб ухватиться за нее, вынырнуть, распахнуть глаза и почувствовать по-настоящему: вот это я, а это — асфальт, тротуар на Миллионной, например, улице, а это, к примеру, четвертое июня, день недели — четверг, и нужно сделать то-то и то-то… Письма родителям я давно не писал, белье не стирал, даже в ванну залезть не мог собраться, и стоило лишь немного вспотеть, как из-под рубахи начинало пахнуть кислым и терпким, как от обмочившегося бомжа в подземном переходе…

Продолжая постоянно думать и вспоминать о Маринке, я давно уже перестал заходить к ней на работу, зато, бродя по городу, бродя, не замечая где, постоянно оказывался перед ДК Ленсовета. Удивляясь, стоял минуту-другую перед дверью, а потом шел дальше, покупал в одном киоске пива, а в другом — дешевые эротические газетки, садился на укромную скамейку и подолгу разглядывал фотографии голых и полуголых девушек, читал статейки. Ни девушки, ни статейки не возбуждали, а, наоборот, вызывали тошноту… Лишь однажды я почувствовал нечто такое — зависть или скорее ностальгию.

Статья называлась «Оральные радости: секреты профессионалов». В «Секрете втором» говорилось: «Возьмите… ртом и, не сжимая губ вокруг ствола, начните совершать вращающие движения головой… Вращательные движения лучше делать то по часовой стрелке, то против».

Не знаю, так или не совсем так делала это Маринка, но ее ласки подобного рода превращали мой не очень-то большой член в моем воображении во вселенную, в звездную бесконечность. И я летел по ней кружась, вольно раскинув руки и чувствовал вспышки вокруг и внутри себя, сладкие вспышки, от которых хотелось стонать и плакать, и, может, это было то, что называют оргазмом, счастьем, а не просто удовольствие от совокупления… Не знаю, но с другими у меня так не получалось, с другими, после Маринки, становилось даже противно. Может, действительно, чтоб испытать оргазм, нужно нечто сильное, вроде любви…

3

Шеф сидел за столом и, не двигаясь, тупо глядел в лист бумаги. На листе столбик из фамилий и после черточки — сумма.

«Ерохин — 1500

Бобышев — 3000

Рынкевич — 2000»…

В столбике фамилий семь-восемь, а внизу — та польская фирма, у которой Володька брал обувь под реализацию, и имя «Джон». Напротив фирмы — «28 000», напротив Джона — «70 000». Еще ниже — «Итого — 135 000 долларов».

— И не знаешь, от кого чего ждать, — наконец оторвал Володька взгляд от бумажки. — Может, Вадька Ерохин за полторы тысячи шею прогрызет или Боб за три… С этими, — он поставил галочку перед польской фирмой, — можно погодить. У них таких должников по всей Европе… И с Джоном тоже особый разговор…

Положив поверх списка чистый лист, Володька начал составлять новый список. Я стоял за его спиной, наблюдал.

Появляется «Макс — 30 000 (по крайней мере)», затем — «Татьяна — 3500; Стахеев — 2000»… Еще три фамилии и суммы — по полторы тысячи.

— Итого, — считает шеф, — ровно сорокет. М-да… Но Макс отпадает, Татьяна… черт ее знает… Отдала, что могла… Вилы-вилы…

Он был убит, ошарашен, его будто ошпарили крутым кипятком, и в то же время я не верил в искренность его убитости; казалось, вот сейчас он засмеется довольно, скомкает бумажки и бросит в корзину. Потянется, захрустят кости. Он встанет, включит чайник и, подмигнув, объявит: «Все нормально, все путем! Началось, Роман, большое дело!»

Но нет, конечно нет, ведь мне это только кажется, это просто моя самозащита, самообман, чтоб тоже не убиться, не обвариться кипятком несчастья, краха…

Позавчера позвонили из Дубая и сообщили, что тот араб, на которого зарегистрировали представительство, снял деньги со счета в банке и исчез… Вчера весь день Володька висел на телефоне, наговорил с этим Дубаем наверняка кучу денег, а сегодня вот составляет списки, кому должен он, кто должен ему… И вчера и сегодня я рядом с ним, как верный оруженосец, хотя так хочется выйти на улицу и не возвращаться. Тем более — чем я могу помочь? Мое дело — разгрузить, погрузить, смотаться на точку, рассортировать коробки…

— Машина с квартирой вместе потянут в лучшем случае тысяч на двадцать… — полушепотом продолжал соображать Володька, — склад можно пересдать, но это вообще копейки… Да-а, попал так попал…

Издали — стук кулаком в железо двери. Это к нам. Володька дернулся, на лице полудетская растерянность, почти испуг… С полминуты, как обложенные преступники, мы смотрели друг на друга, потом он, очнувшись, велел:

— Открой.