Нукер Тамерлана

“Это Откровение Сильного, Милосердного…” пророческие строки Корана. Кто истолкует их правильно?

И Тамерлан принял решение.

Поход в Индию начался в назначенный день — Тимур не привык менять планов. Даже необъяснимое и таинственное появление иноземца не могло поколебать их. Пришелец захотел стать воином Тимура? Что ж, пусть послужит пехотинцем на жалованье. И да будет так, пока эмир не переменит решения.

Рано или поздно тайна необычного появления чужеземца вскроется, и тогда станет ясным смысл откровения святых строк.

Тимур определил иноземца в сотню наемников-пехотинцев, набранную из сорвиголов без роду и племени, ценящих лишь золото и серебро. Сотнику же велел приставить к гиганту верного и сообразительного воина, чтобы следил за каждым его шагом. Чужак, однако, казарм не покидал и все время проводил с оружием в руках, постоянно упражняясь и не обращая внимания на зевак, ходящих за ним по пятам.

Безропотная покорность, с которой чужак принял волю эмира, почему-то удивила Тимура. Казалось бы, этот странный человек, так желавший стать его нукером, должен воспротивиться тому, что эмир пренебрег его желанием. Его искусство владения оружием предполагало, что чужеземец, откуда бы он ни явился, происходит из благородного рода, и потому незавидная доля рядового пехотинца должна вызвать у гиганта гнев. Однако этого не случилось. Казалось, иноземец даже не понял, что эмир умышленно его унизил. (Да пусть он хоть царского рода, этот неверный, он должен почитать за счастье слизывать пыль с сапог нищего мусульманина!)

Первые дни Тимур проявлял интерес к жизни иноземца в казармах, но потом известия о нем потеряли привкус новизны и загадки, и с начала похода эмир ни разу не вспоминал о светловолосом гиганте — других забот хватало.

Тот сам напомнил о себе. Эмиру доложили о смене десятника в пехотной сотне, и странным было имя нового ун-баши. Его звали Гуль.

* * *

Музафар-бахадура втащили в шатер и бросили на ковер. Он поцеловал ворс и, не разгибая спины, снизу вверх посмотрел на Тимура.

— Милости и справедливости твоей прошу, хазрат эмир, — сказал он и вновь ткнулся лицом в ковер.

Тимур играл в шахматы со внуком, Халиль-Султаном.

— Говори.

— Милости и справедливости… — повторил Музафар-бахадур и шумно вздохнул. — Дозволь поединок. Этот неверный, которого кличут Гуль, убил моего родича. Я хочу отомстить.

— И с этим ты пришел ко мне? Разве грех убить неверного? Нужно ли спрашивать на то моего дозволения?

Тимур повернулся к шахматной доске. Халиль-Султан, насупив брови, пытался найти выход из сложного положения, в которое загнал его в игре дед.

Два стражника подхватили Музафар-бахадура под локти и потащили к выходу.

— Я слышал, ты сам взял его в войско. На тебе и ответ, — крикнул Музафар-бахадур.

— Оставьте его!

Стражники отпустили Музафар-бахадура. Он на четвереньках пробежал на прежнее место и, кланяясь, прохрипел:

— Я ищу справедливости, а не твоего гнева.

Тимур поправил шелковую подушку под локтем искалеченной руки и посмотрел на согнутую спину солдата.

— Подними лицо. Я хочу его видеть.

Музафар-бахадур распрямился и, стоя на коленях, смело взглянул в лицо эмира.

— О ком ты говоришь? — спросил Тимур, хотя уже и сам догадался.

— Об этом нечестивом, ростом с верблюда, который больше похож на демона, чем на человека, — ответил Музафар-бахадур. — Он убил моего родича. Кровь требует мщения. А если я убью его, ты обрушишь свой гнев на меня. Все говорят, ты взял его в войско. А раз ты взял его в войско — на тебе и ответ, — повторил он.

Тимур усмехнулся в усы. Вот так-так… Дерзкие речи солдата его не коробили, эмир любил правду.

— За что он убил твоего родича?

— Они повздорили из-за пленницы, — сказал Музафар-бахадур. — Я не выгораживаю родича, он поплатился за собственную глупость.

— Расскажи, — потребовал Тимур. Выслушав солдата, он спросил:

— А ты искусный мечник? Или в поединке с ним ищешь смерти?

— Аллах поможет мне отомстить, — скрипнув зубами, ответил Музафар-бахадур. — Я убью его.

Тимур молчал и, поглаживая бороду, размышлял. Так вот кто этот ун-баши со странным прозвищем! Он незаметно улыбнулся, припомнив уродливый вид чужака: вот уж кто не похож на прекрасную девушку, чей облик принимает злобная нечисть, жаждущая погубить путника в дороге. Солдатские языки постарались…

Он может отказать солдату, но ничто не помешает обиженному подобрать во время боя вражеское копье или стрелу и всадить их тайком в спину ненавистного убийцы. Тимур почувствовал, что в нем вновь проснулся интерес к чужаку, желание взглянуть на него. И вот настырный проситель. Кровник. Пусть все решит Аллах…

— Ты сразишься с ним в поединке, — сказал Тимур. — Но только — когда я позволю. Я его взял — на мне и ответ. Иди.

— Да будет на то твоя воля, — покорно согласился Музафар-бахадур.

Как и был на четвереньках, он задом попятился к выходу из шатра эмира.

Лишь только он исчез за дверями, Тимур распорядился:

— Сотника ко мне.

Он не сказал, какого сотника. И так было ясно.

* * *

Следующие три дня сны Дмитрия вообще не посещали. Он поднимался бодрым и свежим, как никогда.