После его ответа по свите Тамерлана прокатился шумок, а Музафар-бахадур потемнел лицом и заскрежетал зубами, в ярости сломав зуб и выплюнув его вместе с кровью.
— Мой родич не был трусом, — прохрипел он. — Ты…
Смысл длинного витиеватого ругательства остался Дмитрию неясен, но что Музафар-бахадур готов грызть землю от ярости, он видел.
Тамерлан подозвал к себе парнишку, что сидел по правую руку. Дмитрий помнил этого паренька — видел его в Тимуровой свите, когда демонстрировал владение оружием, набиваясь эмиру в нукеры. Теперь он знал, кто это: принц (а по-местному — мирза) Халиль-Султан. Внук Щита Ислама.
Халиль-Султан громко огласил приговор:
— Да свершится суд Аллаха: пусть двое сойдутся в поединке.
— Драться будешь, Гуль, — сказал солдат в красном мундире. — Убей его, — и показал на Музафар-бахадура.
Дмитрий задним умом сообразил, что, оправдываясь, нанес Музафару тяжкое оскорбление — назвал его родича трусом. И вот результат: тот озверел окончательно. Придется убить.
Поднимаясь с колен, он повернулся к навесу. Тамерлан следил за ним, и на рыжебородом лице Хромца читался явный интерес.
Дмитрий взглянул на противника, который готовился к поединку, и тут пришло другое решение: он не станет убивать жаждущего крови разъяренного Музафара, а ответит на их цирк своим — поиграет в благородство.
Музафар-бахадур был вооружен длинным палашом и круглым щитом, окованным железными бляхами. Перехватив взгляд Дмитрия, он широко улыбнулся и заиграл палашом.
Понаблюдав за противником еще чуть-чуть, Дмитрий отцепил меч и отдал солдату.
— Возьми. Потом отдашь.
— А чем ты будешь драться? — удивился тот.
Дмитрий достал нож, которым убил родича Музафар-бахадура в крепости. Хорошее и крепкое оружие, похожее на дагассу[24]
, оно и палаш запросто выдержит.— Ты рехнулся?! — изумился солдат.
Дмитрий только улыбнулся в ответ. Конечно, у палаша противника нет никаких шансов против его бастарда — тот и длиннее сантиметров на двадцать, и тяжелее, и гораздо прочнее. Музафар-бахадура и щит не спасет, если нанести удар в полную силу — был щит, а станут две половинки; и, возможно, еще отрубленная рука в придачу. Следующий удар во всю мощь рассечет кольчугу и развалит противника на два пласта свежего, еще трепыхающегося мяса. Самообладанием противник не страдает, а это большой минус.
“Интересно, на что же он рассчитывает — на помощь Аллаха, что ли?” — думал Дмитрий, продевая пальцы левой руки в кожаные петли кулачного щита и посматривая на Музафар-бахадура, который выкручивал палашом вензеля — проводил психологическую атаку.
Надев щит, Дмитрий поднял нож вверх, показывая противнику: вот мое оружие. Тем самым он убивал двух зайцев сразу: во-первых, Музафар окончательно потеряет всякое соображение от ярости, а во-вторых, нож против палаша — зрелище в его пользу. Демонстрация ножа оказалась попаданием в яблочко. Музафар-бахадур взревел не своим голосом:
— Я убью тебя, Гуль!
— Нет, — громко ответил Дмитрий.
Он ожидал, что противник бросится на него, атакуя сумбурно и бестолково. Однако Музафар-бахадур нападать не спешил — напротив, спокойно стоял на месте. Гримаса ненависти исчезла с его лица. А потом он стал медленно приближаться. Плотный, коротконогий и длиннорукий, он напомнил Дмитрию орангутанга, на которого неведомый шутник натянул кольчугу и сунул в лапы круглый щит с палашом на довесок — наверное, сходство с обезьяной усилило раскачивающаяся походка и то, что Музафар-бахадур втянул голову в плечи и ссутулился.
“Так, — подумал Дмитрий, следя за кружевами; которые выписывало в воздухе лезвие. — А ты, дяденька, хитрый: прикидывался кипящим чайником, а сам отнюдь не дурак. Один — ноль в твою пользу”. С игрой в благородство, возможно, он поторопился — противник настроен серьезно и данной ему случаете форы постарается не упустить.
Музафар-бахадур продолжал неторопливо приближаться раскачивающейся, пружинящей походкой; палаш плясал в его руке, описывая круги и восьмерки. Щит он поднял, прикрывая грудь и пол лица. Два темных глаза, разделенные металлическое стрелкой, прикрывающей переносицу, впились г противника.
“Что ж, давай…” — отстраненно и холодно подумал Дмитрий. Он чуть присел на согнутых ногах, что бы не так возвышаться над противником, и сосредоточился на мерцающем лезвии, входя в ритм.