Он изменился. Словно сработал заложенный где-то внутри триггер. Несколько толчков его заторможенным мозгам — сначала девчонка, затем странный сон, а затем поединок — и они стали совсем иными, чем раньше.
Дмитрий стоял на обочине “улочки”, образованной ровными рядами палаток, и смотрел на пологий склон холма за лагерем, заросший густой и яркой зеленью. Осознание глобальной перемены пришло неожиданно. Он даже споткнулся на ровном месте, остановился и попытался выискать в себе признаки произошедших изменений.
“Нет, — возразил он себе, — я переменился раньше, еще до поединка с Музафаром. Иначе бы я точно сотворил еще какую-нибудь глупость. Я — ошарашенный и потрясенный человек, решивший принять правила чужой игры, в которую втянут помимо желания, а она совсем не по мне, эта полузвериная игра предков. Она мне поперек горла, словно костяной бильярдный шар, который и разжевать-то нельзя — остается проглотить так, не разжевывая. Или задохнуться. Вот я и задыхался — но, похоже, умудрился-таки протолкнуть его сквозь глотку”.
Он постоял еще немного, пытаясь свыкнуться с новым ощущением, и пошел дальше, в обоз, к торговцу, которому отдал девчонку, чтобы тот присматривал за ней. Торговец ходил в приятелях у покойного Мансура, — ун-баши и познакомил Дмитрия с толстым маркитантом по прозвищу Кривой Джафар.
Пристраивать девчонку среди пленных женщин Дмитрий не стал. Не у него одного в обозе имелись рабыни, хотя их было не так уж много. Чтобы приручить девчонку, ее необходимо было изолировать, вычленить из привычной среды. Она — не рабыня; но поймет ли это когда-нибудь?
Подходя к повозке Джафара, Дмитрий уже издали увидел девочку. Она — все в том же красном платье — сидела на корточках на траве возле высокого колеса и смотрела в землю. “Я даже имени ее пока не знаю, — подумал он. — Ничего, все впереди”. Кривой Джафар бойко разговаривал на нескольких наречиях, но языка родного народа этой девочки среди них не было. И, похоже, в лагере его вообще никто не знал, кроме пленных.
Девчонка словно почувствовала его приближение и обернулась. Она смотрела на Дмитрия, пока тот не подошел вплотную, а потом сразу отвернулась.
— Привет, покупка, — сказал он по-русски, усаживаясь рядом на траву.
При звуке его голоса она пошевелилась. Зазвенела тонкая, но крепкая цепь, обхватившая девчоночью лодыжку. Другой конец цепочки был замкнут на деревянном ободе колеса.
— Повернись-ка ко мне, — сказал он, ухватил двумя пальцами за округлый подбородок и повернул ее лицо к себе.
И присвистнул, увидев заплывший глаз и свежий синяк вокруг него.
По понятиям того же Джафара, девчонка красотой не блистала: долговязая, тощая. Большой рот с пухлыми губами и нос с горбинкой. Брови — широкие, идут вразлет от тонкого переносья. Не луноликая красавица. Лишь глазищи — большущие и черные, с голубоватыми белками. И водопад черных волос — густых и чуть волнистых. “Очаровательный лягушонок” — так окрестил ее про себя Дмитрий.
— Джафар! — громко позвал Дмитрий торговца.
— Иду! — тут же откликнулся тот.
Маркитант появился из-за повозки, важно неся брюхо, обтянутое полосатым халатом и перепоясанное цветным платком. Под грязной чалмой блестел хитрецой темно-карий глаз, другой же был мертвенно-бледного цвета. Из-за бельма на левом глазу Джафара и прозвали Кривым.
— Джафар, что это? — Дмитрий, не здороваясь, показал на синяк на лице у девочки.
Кривой Джафар в ответ фыркнул котом и воинственно ухватился за рукав халата.
— А это что? — гневно вопросил он в ответ, показывая Дмитрию повязку на правом предплечье. — Что это? Не знаешь? А она знает, — толстяк спустил рукав и ткнул пальцем в девчонку, замершую у колеса. — Как вцепится зубами! Чуть кусок мяса не вырвала! Еле оторвал от себя паршивку… — Джафар погрозил девочке кулаком. — Я ей покажу, как кусаться…
Дмитрий перевел взгляд на “покупку”. Девчонка сидела неподвижно, словно каменный истукан, только ноздри раздувала.
— Вразуми ее, — продолжал пыхтеть торговец. — Ты — хозяин, тебе и наказывать, а я уж посмотрю со стороны, порадуюсь…
— Ты чего это на третий-то день кусаться вздумала? — спросил девочку Дмитрий по-русски. — Кусаться раньше надо было — сейчас уже поздно.
Черные глаза скользнули по нему, и в них он прочел страх.
— Бе-бе-бе… — передразнил его Джафар. — Она языка правоверных не поймет, куда уж ей понять твой… И что ты ей говоришь-то? Не знаешь, как учить строптивых рабынь? Или боишься вместе с волосьями ей голову оторвать? Ну, так я ее сам за космы оттаскаю…
Дмитрий встал. Девчонка подняла голову, внимательно следя за ним.
“Ждешь наказания, лягушонок?” — подумал он.
— Погоди, Джафар, — остановил он пылкую речь маркитанта, описывающего, каким образом следует покарать обидчицу.
Он взял Кривого за укушенную конечность и завернул рукав, обнажив повязку. Девочка продолжала следить за ним. Он показал ей на тряпку, обмотанную вокруг предплечья торговца, и, погрозив девчонке пальцем, добавил по-русски:
— Не надо. Больше кусаться не надо.