Только один человек мог прекратить свалку в шатре Хромца — сам Тамерлан. В запале драки Дмитрий не слышал окрика, зато его услышали охранники. Дмитрий осторожно приподнял лицо и встретился со внимательным взглядом зеленых глаз Хромца.
— Справедливости, — сказал Дмитрий. — Я прошу твоей справедливости.
Тамерлан поправил под локтем круглую подушечку.
— Знаешь ли ты, воин, что никто не смеет беспокоить меня во время чтения? — спросил Тамерлан спокойно, даже ласково.
— Нет, — ответил Дмитрий. Ну и выдержка у него, у Тамерлана… — Я простой воин. Я выполняю твою волю, но мне неизвестно, когда ты спишь, а когда бодрствуешь. Я слишком далек от тебя, чтобы знать это. Прости, хазрат эмир, знай я, что ты занят столь важным делом, никогда бы не посмел нарушить твоего покоя.
Слова легко сыпались с языка — он тщательно подготовился к этой встрече, знал, будет говорить. Дмитрий удерживал рвущийся изнутри смешок. Вот это он понимал четко: смеяться нельзя ни в коем случае.
— Как ты попал сюда? — спросил Тимур. — Кто назвал тебе пароль?
— Никто, — ответил Дмитрий и простодушно объяснил: — Я пошел к тебе. Меня остановили и спросили пропуск. Я его не знал. Но увидел проходящего мимо воина с топором и сказал: “Кадум”. Меня пропустили. Я пошел дальше, и если меня останавливали, опять говорил: “Кадум”. Так я пришел к твоему шатру. А тут меня не захотели пропускать. Но ведь я пришел, чтобы просить у тебя справедливости, хазрат эмир! Как можно меня не пропускать? Разве я не твой воин?
— Какой справедливости ты просишь? — спросил Тамерлан. — Кто несправедлив к тебе настолько, что ты врываешься в мой шатер и устраиваешь драку? Знаешь, что тебе за это грозит?
Дмитрий помедлил с ответом. Напряженная настороженность покинула Тимура, он тихонько поглаживал изуродованную ногу, поглядывал на Дмитрия так, словно находил его забавным и не более: большой такой остолоп, силен, как буйвол, но дурак дураком.
— Ты, — сказал Дмитрий, давя в себе хохот. Его лицо дергалось, словно в тике. — Ты несправедлив ко мне.
— Я? — Тимур от удивления на миг перестал массировать больное бедро.
— Да. Ты!
— Чем же? — усмехнувшись, поинтересовался Тамерлан.
— Ты повелел мне сделать то, чего я сделать не в силах.
— Я повелел тебе? — Тимур недоуменно поднял рыжие брови. Голос его стал хриплым. — Отвечай, что и когда я тебе повелел? Я такого не припомню.
— Ты повелел, и твой приказ исполняется, — сказал Дмитрий. — Но ты обрекаешь меня на бесчестье — воины моего народа не убивают безоружных пленников…
Рыжебородое лицо Тимура окаменело, зеленые глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Я воин чужого для тебя народа, — быстро продолжал Дмитрий. — Других обычаев. Для воина моего народа попасть в плен — значит покрыть себя несмываемым позором. А убить безоружного противника — значит осквернить свое оружие, осквернить свое имя. Мой народ, ведя войну, не берет в плен мужчин. Пленный — лишь обуза, горб на спине. Зачем он нужен воину? Воину нужен враг, чтобы биться с ним. Все остальное — прах. Ты отдал приказ истребить пленных. Ты прав. Ты — мой эмир, а я — твой воин, и должен подчиниться, но по закону моего народа ты обрекаешь меня на бесчестье. Поэтому будь справедлив ко мне, хазрат эмир, избавь меня от того, что мне постыдно…
К концу его пылкой речи лицо Тамерлана разгладилось, эмир слушал его с заметным интересом.
— Расскажи-ка еще о твоем народе, — потребовал он.
— Мой народ — народ воинов, — сказал Дмитрий, гордо выпрямив спину. — Мы сражаемся не ради добычи, а ради битвы. Враги моего народа трепещут перед ним и платят дань, чтобы мой народ не ходил на них войной. Но разве воин может жить без битвы? — Дмитрий расхохотался с превеликим облегчением: наконец-то душивший его смех смог вырваться наружу. — И если мы хотим воевать, то отсылаем дань назад и идем на врагов войною.
— Хм… — Тамерлан погладил рыжую бороду. — Удивительные вещи ты рассказываешь о своем народе. Ничего подобного я до сих пор не слыхивал. — Он вдруг громко, по-кошачьи фыркнул: — Значит, по-твоему, я должен был раздать пленникам оружие? А? Слышите, что он тут говорит? — окликнул он стражников. — И расхохотался в голос.
Дмитрий стоял на коленях, глядя на хохочущего Тамерлана и слыша ржание стражников за спиной. Неожиданно в хохот вклинился новый резкий голос:
— Чего ржете, собачьи дети? Где вы должны быть? А это еще кто такой? Что он тут делает?
Тамерлан оборвал смех и позвал:
— Иди сюда, Идигу. Ты только послушай, что он говорит.
Переваливаясь на кривых ногах, коренастый Идигу Барлас вышел вперед, остановился рядом с Дмитрием и громко вопросил:
— А ему что здесь надо?
— Погоди, — прервал своего полководца Тамерлан. — Знаешь, что он думает? Что неплохо бы дать пленникам оружие…
Идигу Барлас обалдело раскрыл рот и прочистил горло.
— Кому дать оружие? — переспросил он. И крякнул: — Кого здесь лошадь по голове лягнула, пока меня не было?
— Помнишь его? — спросил Тимур.
— Еще бы не помнить, — буркнул Идигу Барлас. — Как он здесь оказался, скажут мне или нет?
— Сам пришел, — ласково улыбнувшись, ответил Тимур.