Нуль

Открываю на первой попавшейся странице книгу моего хорошего знакомого, который ударился в модную ныне боевую фантастику и считает себя одним из первых писателей в этой области:

«Чернеющая между валунами дыра выглядела довольно мрачно, походя на провалившуюся пасть неведомого чудовища».

Не говоря уже о двуударности – и стало быть, двусмысленности – слова «походя», как и куда может провалиться пасть?

У великого Фасмера: «Каприз, из французского «каприс» – то же, от итальянского «каприччо», буквально «козлиная поза» – от латинского «капер», козел, «капра», коза».

А если задуматься? Какая связь между капризом и козлиной позой? И что это такое вообще – козлиная поза? Увы, великие тоже ошибаются.

Вот, произнес фразу и понял, что она звучит плохо: увы-ве… Порой, когда пишешь, полезно читать рождающийся текст вспух. Сейчас я не пишу, а диктую, поэтому звуковые огрехи чувствуются сразу. Надо обойтись без «увы». И, кстати, без фальшивого сетования. Просто: великие ошибаются, причем довольно часто.

Для этимолога было очень соблазнительно связать каприз с «капрой», то есть козочкой. Но слово «каприччо», породившее «каприз», – другого происхождения, как ни печально мне поправлять вас, уважаемый Максимилиан Романович. Каприччо – виртуозная пьеса в вольном стиле, с неожиданными оборотами – это «капориччо», или, в два слова, «капо риччо», голова с всклокоченными, щетинистыми, жесткими волосами, торчащими в разные стороны, этакий «ежик». Точно так же в каприччо ежисто «торчит в разные стороны» мелодия, а ежик на латыни – «эрикиус», и фамилия итальянского художника Себастьяно Риччи переводится как «всклокоченный». Замечу попутно, это тот самый Риччи, на картине которого Геракл удивительно похож на роденовского Мыслителя, между тем как дистанция, разделяющая эти произведения, – два столетия.

И так далее, и так далее, и так далее.

За многие годы работы издателем я смертельно устал от редактирования. Мне безумно надоело выправлять рукописи людей, понятия не имеющих ни о самих словах, ни о том, как они должны соединяться в предложения, никогда не задумывавшихся, что означает само слово «текст». Людей, которым в голову не приходит, что, подобно тому как любое слово – фантастично, потому что представляет собой уникальный продукт истории и культуры, любая фраза – тоже фантастическая конструкция, невероятно эластичная и поразительно жесткая одновременно. «Текст» – слово латинское, оно означает «ткань», а в хорошей ткани не может быть ни узелков, ни торчащих ниток, ни сувоев, ни зацепок, ни, упаси боже, прорех.

Употребление неверного слова, даже из синонимического ряда, меняет оттенок, а значит – смысл. Изменение порядка слов во фразе меняет интонацию, а значит – смысл. Изъятие нужного слова или добавление лишнего ломает ритм, а значит – смысл.

Если заботиться о смысле, то нужно отчетливо понимать: каждое слово должно стоять на своем месте. В этом отношении – может быть, единственно в этом отношении – проза не отличается от поэзии. А ведь, кроме смысла, нужно заботиться еще о заключенных в словах образах, об эмоциях и страсти, которые несут слова. О, как же важно выразить словами страсть! Ту страсть, которая, по Пастернаку, есть слепой отскок в сторону от накатывающейся неотвратимости.

Хорошая проза – это всегда смелые и слепые отскоки в сторону, это, как писал Мандельштам, «движение словесной массы – движение стада, сложное и ритмичное в своей неправильности; настоящая проза – разнобой, разлад, многоголосие, контрапункт…». И нужно еще заботиться о подтексте, аллюзиях – прозрачных и сознательно ложных, путеводных подсказках и намеренных обманах читателя, об аллитерациях – всех этих коварных скрепах, эпифорах, зевгмах и рондо, – о чистом звучании каждой фразы, о ритме, правильном и неправильном, об ударениях – слова могут быть с ямбическими, хореическими (то есть мужскими и женскими) и, конечно же, дактилическими окончаниями, а ударение на четвертом от конца слоге часто ведет себя предательски, и это важно не только для поэзии, но и для прозы, неверный размер способен изуродовать всю конструкцию. Не говоря уже о том, что слова не должны подставлять автору ножку.

Фраза «В степи здания встречаются редко» недопустима. Объяснить почему?

Сколько лет я знаю Синицкого, столько лет читаю его повести и рассказы. Они интересны и необычны, но ужасно замусорены лишними словами и звуками.