— Ты не хотел делать меня человеком? — спросила она. Вопрос поставил меня в тупик. Я не хотел этого намеренно, я просто желал её спасти. Понимая, что могу ответить только «да» или «нет», я поклонился.
— Не понимаю.
Объяснить было сложно, поэтому я помчался в комнату за дневником. Я надеялся, что она правильно меня поймет, когда его прочитает. С надеждой я подбежал к ней, сунул его ей в руки. Она взяла его, покрутила и спросила:
— Что это?
Я взял дневник из её рук, положил его на пол, лапой перелистнул страницу и посмотрел на неё. Она посмотрела на меня, затем на дневник и снова на меня.
— Я не понимаю. Что это?
До меня дошло, что она не умеет читать и потому в упор не видит текст. Для неё это была просто какая-то нелепая безделушка с каким-то несуразным узором. Моя надежда прыгнула с крыши без страховки. Я не знал, что делать, и всё, что пришло в голову, это допытаться у неё, почему она сделала меня химерой. Единственный намек, который я мог дать, это рычание, и я зарычал на неё. А она смутилась.
— Что?! Я не брал это!
Она меня не поняла. Тогда я начал рычать свирепее, что мне аж самому стало не по себе. А она в ответ тоже встала на четвереньки и зарычала на меня. Это стало провалом. Никаких средств коммуникации не было, что-либо объяснить было невозможно из-за ассоциативного барьера. И тут меня озарило. С ней нужно говорить на более простом языке, работая с базой образов, которая будет ей понятна. Я встал на задние лапы. Подошел к ней вплотную. Она с удивлением посмотрела на меня. Я нажал лапой на неё, потом на себя и начал игриво бить лапами по её голове пару секунд, а после остановился и посмотрел на неё.
— Ты хочешь бить меня? — Я помотал головой. Затем снова нажал на неё лапой.
— Я? — Я поклонился. Затем начал игриво бить её и снова пристально посмотрел на Гем.
— Бить? — Я поклонился. Затем нажал лапой на себя и снова уставился на неё.
— Ты. — Я поклонился.
— Я бить ты? — спросила она. Я поклонился.
Она какое-то время молчала. А затем посмотрела на меня и спросила:
— Почему я бил тебя?
Я поклонился.
— Почему я бил тебя, почему я бил тебя, — повторяла она. — Почему всё так сложно у человека?!
Она думала, а я смотрел на неё. Понимая, что она запуталась, я взял её легонько за руку зубами и повел в комнату, где были препараты. Открыв холодильную камеру, указал на них. Она посмотрела и спросила:
— Ты хочешь знать, почему я бил тебя и ты стал химерой?
Услышав это, я уже хотел было сделать двойное сальто назад от радости, но вместо этого сдержался, чтобы не сбить её с мысли, и просто поклонился, размахивая хвостом.
— Ты хотел избавиться от меня, как первый человек! Я злился и бил. Ты сделал меня человеком. Я не хотел этого.
Гемелла говорила это, а по её щекам текли слёзы. Открылся носослёзный канал, и слизистая носа тоже потекла. Гем не была окультуренной, и потому сопли у неё просто текли из носа, при этом попадая в ротовую полость. Она интуитивно терла лицо, стараясь прочистить дыхательные пути, но, в силу отсутствия опыта, лишь совершала какие-то нелепые действия. Мне было трудно смотреть, как она задыхается в своих же соплях, поэтому я подошел вплотную и начал слизывать их с неё. Это было, в определенной степени, мерзко, но и смотреть, как она ими давится, было тоже не очень приятно. Человеческая культура и этика накладывала свой отпечаток. Для Гем это было просто непривычной реакцией организма, а для меня — отвратительным актом, который не мог прекратиться самостоятельно. Некоторые естественные вещи было очень сложно передать как единицу культуры. Например, подтираться в туалете после дефекации, мыть руки перед едой, менять грязную одежду на чистую или в принципе одеваться. Для Гемеллы это всё было странным и противоестественным. Раньше она этого никогда не делала.
Гем на мои действия начала улыбаться и принялась лизать меня в ответ. Я поначалу смутился, но после понял, что она лишь проявляет благодарность. Прерывать её я не стал. Мы лизались, а я в это время думал, как ей объяснить, что меня нужно сделать человеком. И в какой-то момент вспомнил, что она говорила про «маленьких нас». Тогда я опустился вниз и потерся о низ её живота, а потом заглянул ей в глаза. Она, открыв рот, посмотрела на меня.
— Ты хочешь маленьких нас?
От этих слов у меня чуть челюсть не отпала. После того, как я долго пытался у неё выпытать, почему она на меня напала и сделала химерой, вдруг так сразу до неё дошло то, что мне надо. Стараясь не упустить момент, я поклонился.
— Мне нужен сильный... — Она задумалась. — Победа... Мне нужен победить!
Она сказала это, считая, что полностью выразила мысль. Но, в сущности, я её понял. У животных заведено, что самка достается сильному самцу, и потому нужно сражение, чтобы она отдалась. Здесь был тот же механизм отбора. Оперируя её логикой, я начал быстро её понимать. Это всё оказалось значительно проще, чем мне представлялось изначально, когда я боялся, что мы друг друга не поймем.
— Арена! — сказала она.