желатиновые капсулы, не имеющие никаких особых примет, которые ему запрещено
было открывать.
Пустую белую упаковку, покрытую изнутри полиэтиленовыми пузырьками, на которой
лиловыми чернилами, крошечным четким почерком были написаны дата и время он
засунул поглубже в карман на спинке кресла. Она должна была остаться в самолете в
Хитроу. Ничто не должно было быть пронесено через таможню.
Его паспорт лежал на груди, под рубашкой, упакованный в сумку Фарадея, которая
изолировала от внешнего доступа информацию на его гражданской RFID метке.
Слежка и перехват RFID были из области одержимости Слейта. Метки радиочастотной
идентификации. Их очевидно встраивали во многие вещи, и обязательно в каждый
новый паспорт гражданина Соединенных Штатов. Слейту очень нравилась идея
слежки за RFID-ами, Милгрим полагал что именно из-за этого он и волновался об этом.
Вы можете расположиться в лобби отеля и удаленно собирать информацию с паспортов
ничего не подозревающих американских бизнесменов. Только сумка Фарадея, которая
блокирует радио сигналы, делает перехват невозможным.
Нео телефон Милгрима был еще одним примером одержимости Слейта в области
безопасности, или скорее контроля, как полагал Милгрим. У телефона была
невообразимо крошечная экранная клавиатура, управляться с которой можно было
лишь с помощью стилуса. Координация рук с глазами, если верить заключению
медиков клиники была у Милгрима в совершенной норме, но не смотря на это чтобы
отправить сообщение с телефона, ему требовалась практически ювелирная
концентрация. Больше всего доставало то, что Слейт установил в настройках телефона
автоматическую блокировку экрана после тридцати секунд неактивности, и Милгриму
теперь требовалось вводить пароль всякий раз, когда он задумывался больше чем на
двадцать девять секунд. Слейт аргументировал это тем, что если разблокированный
телефон попадет в чужие руки у похитителя будет всего тридцать секунд, а за это
время ему не удастся считать данные с телефона или успеть получить полный доступ к
нему.
Нео, полученный Милгримом был пожалуй не столько телефоном, сколько
испытательным полигоном для Слейта, в котором он мог обновлять прошивки,
устанавливать или удалять приложения. Причем Милгрим об этом мог даже и не
догадываться, а уж согласия его никто и не спрашивал. Иногда происходило нечто, что
Слейт называл «обрушением ядра». Это означало что телефон безнадежно завис, и для
оживления, его надо выключить и снова включить. Точно такое же происходило
периодически и с самим Милгримом.
Хотя надо сказать что в последнее время «ядро» Милгрима обрушивалось гораздо
реже. И даже когда это происходило, он похоже перезапускался сам. Как объяснил
когнитивный терапевт в клинике, это побочный эффект, как следствие каких-то других
вещей, а не что-то там само собой самообучающееся. Милгрим предпочитал считатьчто
побочный эффект должен быть краткосрочным и в какой-то момент прекратится. Как
объяснил терапевт, если обсуждать побочный эффект снижения беспокойства, то
ключевым действием здесь был отказ Милгрима от постоянного приема препаратов
бензодиазепиновой группы.
Он больше вообще не «закидывался» по-видимому подвергнувшись в клинике весьма
последовательной «чистке». Когда в точности он прекратил принимать «колеса» он не
знал, капсулы без маркировки делали это невозможным. Милгрим получил гору капсул, многие из которых содержали разного рода пищевые добавки. Клиника грешила какой-
то скрытой природно-натуристской направленностью, которую он соотносил со всем
Швейцарским. С другой стороны лечение оказалось невероятно агрессивным, комплекс
включал все что только можно, начиная от многократных переливаний крови, и
заканчивая веществом, которое они называли «парадоксальный антагонист». Вещество
это генерировало исключительно своеобразные сны, в которых Милгрима преследовал
настоящий Парадоксальный Антагонист, темная фигура которого несколько
напоминала цвета, на американских рекламных иллюстрациях 1950-ых годов. Этак
весело, дерзко и с задором.
Он скучал по своему когнитивному терапевту. Милгрим очень обрадовался
возможности говорить по-русски с такой красивой, образованной женщиной. Он
почему-то даже не мог представить себе все как бы выглядели их беседы на английском
языке.
В клинике он провел восемь месяцев, дольше чем любой другой клиент. Все, у кого
была возможность, негромко спрашивали его название фирмы, в которой он работает.
Милгрим отвечал по разному. Однако вначале это всегда были иконы брэндов из его
молодости такие как Кока-Кола, Дженерал Моторс или Кодак. Глаза спрашивавших
широко распахивались услышав это. Ближе к концу лечения он переключился на
Энрон. Теперь глаза слушателей сужались. Частично в этом была заслуга его врача, которая и рекомендовала Милгриму регулярно просматривать свежие новости в
Интернет, дабы быть в курсе происходящих в мире событий. Она правильно
подметила, что он совершенно выпал из мирового контекста.