Нулевой километр

– Ты спятила, – усмехнулся он, после чего развернулся и ушел, ни разу не оглянувшись. Возможно, будь Дуня чуть более уверена в себе, она бы побежала за ним. И ведь дожала бы! Но вот как раз уверенности ей и недоставало. Уже спустя минуту собственные слова и нелепые вопросы Дуне показались такими самонадеянными, что ей стало до невозможного стыдно. С чего она вообще решила заняться этим глупым психоанализом? В конце концов, у происходящего было гораздо более простое объяснение. Она ему просто не нравилась. И вся обходительность Краснова объяснялась лишь тем, что он хотел поступить с ней, влюбленной дурочкой, по-джентльменски. Отсюда и его нелепые «мы слишком разные»… 

Какая, к черту, разница, какие они – разные или одинаковые? Все это лишь шелуха. Не имеющая значения, когда любишь. А он не любил. Не любил – и все тут. Выкуси, Дуняша.

Звонок телефона застал Дуню, когда она, окончательно расклеившись, тащилась вверх по ступенькам.

– Да? – шмыгнула носом. 

– Дунь, ты где?! Цыплята вылупляются! Мы все мчим к Ромке, ты с нами? 

– Ага. Скоро буду. 

Но скоро не получилось. К моменту, когда Дуня добрела до дома Быкова, вылупились двадцать семь из тридцати цыплят. И теперь они, страшные и несуразные, копошились в заранее приготовленной коробке в окружении склонившихся над ними ребят.

– Ну, вот! Двадцать восьмой пошел. А ты, Ром, говорил, что все ни за что не выживут, – заметила Мариам, в восхищении разглядывая птичье потомство. 

– Ага. Так обычно и бывает. Выживает хорошо если процентов восемьдесят пять. А у нас, считай, сто. 

– У тебя талант, Ром, – улыбнулась Караулова. А Ромка (о чудо!) вполне уверенно ей ответил: 

– Да ладно тебе. Просто повезло. 

– Нет-нет, я настаиваю. Никакое это не везение. Я уверена, что и с оставшимися яйцами будет все хорошо. 

– Было бы круто. Мариам… 

– М-м-м? – промычала та, ласково почесывая пальцем еще влажное птичье брюшко. 

– А что ты с ними будешь делать? 

– С кем? 

– Ну, с цесарками. 

Мариам открыла рот, но далеко не сразу нашлась с ответом. Дуня решила, что у неё его в принципе не было, и Мариам придумывала, что сказать на ходу.

– Эм… Вообще-то я надеялась, что ими займешься ты. 

– Я?! – удивился Бык. 

– А что? Ты же у нас лучше всех в этом всем разбираешься, – вмешалась в разговор Юля. 

– Ну… – Ромка почесал в макушке. – Не знаю. Цесарок у нас не было никогда. Да и куда их? Тридцать штук. Шутка ли? У нас и корма нет. 

– Мы купим! – уверенно кивнула Мариам. – Правда, ребят? Скинемся и купим! 

– А дальше что прикажете с ними делать? Если только пустить на убой. 

– Ну, раз другого выхода нет… – Мариам пожала плечами и впялилась в пол. 

– Чего? – сощурился Женька. – А гуманизм, что? Все? Отменяется? – Пять пар глаз уставились на Мариам. 

– Мы сделали все, что могли! Дали птенчикам жизнь, – защищалась та. 

– Чтобы потом их самим же и укокошить? 

– Все мы смертны, – философски заметила Мариам, вцепившись в деревянную балку белыми от напряжения пальцами. – Зато они поживут! И я уверена, их жизнь будет счастливой. Под нашим-то попечительством. 

– Сомнительно, – буркнул Кравец. 

11

Из глубины сарая, где в стороне ото всех в сене валялся Тамерлан, раздался смешок. К нему присоседился другой, третий, а вскорости захохотали все. И только Мариам, которая восприняла происходящее на свой счет, было не до шуток. Ей казалось, что друзья смеются над ней. Это было ужасно. Она себя ненавидела. Не-на-ви-де-ла.

– Я пойду. Завтра рано вставать, – прошелестела Мариам. 

– Я с тобой. Мой отец наверняка волнуется, – заметила Дуня. 

– Я тоже пойду. –  Вскочила со своего места Юлька. 

– Вы охренели?! А за этими кто будет приглядывать? – возмутился Женя, тыча пальцем в коробку. 

– Вы! Те, кто дал им жизнь. 

– Нет, я, конечно, знал о птицах-кукушках, но что они выглядят так, – Кравец обвел рукой их троицу, – даже не представлял. 

– Мы можем установить посменное дежурство, – пошла на компромисс Караулова. 

– Ага. Посменное. Как же! Уже и дураку ясно, что это все тебе, Бык, разгребать. 

Быков переступил с ноги на ногу. Бросил взгляд на свою обожаемую Юльку. И, конечно, растаял.

– Ну, может, это и к лучшему. Замучу какой-нибудь бизнес. 

– На цесарках? – хмыкнул Кравец. 

– Почему нет? 

– А что? Отличный план. У тебя, Ром, все получится, – улыбнулась Юлька. Бык откашлялся: 

– Ты правда так думаешь? 

– Угу. Ну, мы пойдем, да, девочки? 

– Я бы тебя проводил. Но у меня тут… 

– Дети. Я понимаю, – улыбка Юльки растянулась до ушей. 

– Ну, точно. Они над нами издеваются, – пробубнил Кравец. 

– Нормально все, Жек. Не ной. 

– Не ной?! Да нас с тобой использовали! Обвели вокруг пальца! Кукушки-и-и! – заорал Кравец вдогонку девчонкам. – Я расскажу вашим детям об этой позорной истории, слышите?! Вы ни за что не отмоетесь! 

– По-моему, Женя не на шутку расстроился, – фыркнула Юлька, ускоряя шаг и даже не пытаясь скрыть наползающую на лицо улыбку. 

– Не то слово. Может, нам стоит вернуться? – забеспокоилась Мариам. 

– Ты шутишь? Я ни черта не знаю о птицах. А ты, Дунь? 

– Аналогично. Но, думаю, если у вас с Ромкой все срастется, ты узнаешь о них много нового. 

– Не начинай, – погрустнела Караулова.