Нулевой километр

Сестра, опешив, прижимает к груди грязный савок, а через секунду уже бросает его на пол, вприпрыжку выбегая в прихожую. Вот вам и взрослая – ребенок, который радуется подаркам так, как и положено одиннадцатилетней девчушке. А все эти энциклопедии и страсть к научным программам лишь ширма, за которой порою прячутся те, кто при всей своей холодности, нуждаются в ласке ничуть не меньше, чем самый навязчивый малыш, что дергает вас за юбку, слезно выпрашивая леденец.

– Юля! – обнимает меня так крепко, что если сейчас же не выпустит из объятий, я рискую оставить детей голодными – умру от удушья, ведь сделать хотя бы вдох в этих тисках нереально. – Спасибо!

Не помню, чтобы когда-то мы так обнимались: словно мы не посторонние, волею судеб заброшенные в эту бетонную коробку, а дорогие друг другу люди, что вместе радуются небольшому чуду. По меркам моей новой жизни, совсем крохотному, ведь тех денег, что я потратила сегодня, едва ли хватит на покупку новой сумки.

– Можно без этих телячьих нежностей?

От них я сама не своя. Растерянна куда больше, чем от необходимости приветливо улыбаться Бирюкову, что прямо сейчас скрывается в ванной, на секунду застывая в дверях с переброшенным через плечо полотенцем. Вспотевший, с проступающими венами на руках, свидетельствующими об усиленной тренировке. Может, Соколова права? Он все же мне нравится, как предмет искусства, которым можно любоваться часами, с задумчивым видом меняя наклон головы, чтобы не упустить что-то важное?

– Нет! Они ведь красные! Красные! Как у Синицыной из четвертого «б»! Мне все обзавидуются, и больше никто не станет надо мной смеяться!

– Ага, – отвечаю первое, что приходит на ум и неловко поглаживаю ее спину, укрытую выцветшей футболкой, а через мгновение уже отстраняю от себя девчонку, нацепившую на переносицу добротные окуляры: ни пластыря вам, ни трещины на правой линзе. – А тебя что достают в школе?

– Да ну их! Дураки! Умных никто не любит. Пойду лучше Айгуль покажу, и, вообще, надо ведь все померить…

Стремительно разворачивается на пятках и уже кричит на весь дом, призывая остальных помочь ей с покупками. Боже, не думала, что простенькая одежда из местного магазина произведет такой эффект. Впрочем, мне ли не знать, как туго приходится Лиде, что волочет на своих плечах всю семью? Вечно на чем-то экономит, но, к моему великому сожалению, вовсе не в пользу собственных детей…

Глава 25

Каждой любящей женщине необходимо помнить две вещи: мужчины тают от ваших прикосновений и становятся совершенно невыносимыми, если их вовремя не покормить. Так что если кроме борща подать вам на ужин нечего, поглаживать его плечи, перебирать короткие пряди на затылке, разминать затекшую шею возлюбленного будет нелишним. Тем более что это даже приятно: знаю, что выгляжу нелепо, получая удовольствие от прикосновения к его коже, но даже ругать себя перестаю, отбросив прочь ненужные предрассудки. Плевать моим пальцам на толщину Бирюковского кошелька… Да и узкие как щелки глаза моего отчима лишь подстегивают не останавливаться.

– Кто разрешил вам вставить замок?

На часах начало десятого и где пропадал Голубев мне неизвестно, но не отметить, что сегодня он выглядит свежее, я не могу. Фланелевая рубашка в крупную клетку явно новая, так что в копилку к маминым недостаткам можно смело отправить еще один: на своего гражданского мужа она не скупится, намеренно не замечая, что у той же Ленки из летней обуви лишь одни балетки, да и те уже изрядно поношенные.

Я вздыхаю, мечтая запустить в толстяка черпаком, а Макс, что все-таки смирился с моими пальцами, будто приросшими к его плечам, неспешно пережевав хлеб, произносит:

– А нужно было спрашивать разрешение?

– Конечно! – Жора даже со стула подскакивает, трясущейся рукой расстегивая пуговицы на груди. – Ты здесь гость, так что не мешало бы поинтересоваться у меня, хочу ли я, чтобы вы портили мою дверь!

Возмущается Голубев вполне искренне, так словно каждый гвоздь, что вколочен в стену, был куплен на его деньги, словно это он подбирал обои и, повязав на голову платок, белил потолки…

– Бабушкину, – считаю нужным вмешаться и удивленно вздрагиваю, когда Бирюков призывает меня не горячиться, нежно погладив ладошку. В роль, наконец, вживается? – И будь она жива, ты бы даже порог квартиры не переступил!

– Да что ты? Может быть, Лиду позовем, пусть рассудит, она ведь законная наследница? Расскажет нам, кто имеет право здесь хозяйничать, а кто на птичьих правах? – обнажает свои желтые зубы в кривой усмешке, и прячет руки в карманах брюк.

Тесных брюк, так сильно обтянувших полные бедра, что, кажется, ткань вот-вот треснет. Видимо, заботливая супруга не успевает пополнять ассортимент его штанов, ведь полнеет отчим довольно стремительно, поедая все, что моя мать тащит домой из столовой, где уже лет пятнадцать моет полы по вечерам. Даже сейчас Жора с завистью следит за Яриком, что пристроившись по правую руку от Макса, с аппетитом поедает мою стряпню.

– И тогда посмотрим, Юлька, кто отсюда вылетит! Так что, не наступай на одни и те же грабли дважды.