Нулевой километр

В разы! По крайней мере, я к заведениям общепита придирчива: внимательно изучаю поданные мне блюда, штудирую сайты в поисках негативных отзывов и принципиально не покупаю вино неизвестных марок – кто знает, чего они там намешали?

– Пей, – только девушек мои принципы совсем не заботят. Пихают мне в руку заляпанный бокал и выжидательно сканируют меня глазами: Соколова не думает притрагиваться к апельсиновому соку, а Астафьева насмешливо выгибает неестественно черную бровь, прокручивая в руках тонкую ножку своего фужера.

– Пей, не отравишься. Кто-то ведь должен меня поддержать, а то Ленка со своей беременностью все карты спутала! Хорошо хоть девичник не свернула, ато не свадьба, а клуб пенсионеров: оливье да газировка! Пей, и рассказывай, как ты там в Столице устроилась. И правда ли, что у твоего мужика собственный самолет?

– Правда, – киваю, с трудом проглатывая ту кислятину, что здесь выдают за мальбек, и все-таки хватаю с тарелки дольку темного шоколада. – Только он пока не мой.

– Женат? – округляет глаза толстушка, так умело разыгрывая удивление, что я прыскаю со смеху, мысленно аплодируя ее актерским способностям, ведь сомнений, что Соколова не раз обсуждала с ней мою личную жизнь, у меня нет. Ну вот такая она: если нужно поддержит, потребуется, пожурит, но удержать твои тайны в недосягаемости для посторонних просто не способна. А мне по большому счету плевать, я эту блондинку с пятым размером груди и спасательным кругом на талии, может быть, больше никогда не увижу. Ни ее, ни этих провинциальных дикарей, что громко ругаются, заливая в горло паленку.

– И что тебя это не задевает, что он помимо тебя еще и с женой того, – трет друг о друга указательные пальцы и, присвистнув, ведет головой в сторону. – Нет, я бы так не смогла! Если полюблю, ни с кем делить не стану.

Я тоже. Пожалуй. Только вряд ли мне грозит потерять голову от мужчины, ведь в одном моя мама права – я сухарь, пересушенный, почерневший от высоких температур жарочного шкафа… И если когда и теряла связь с реальностью, то в руках человека, который к таким как я равнодушен. Да и то дрожала я вовсе не от теплых чувств, а от пресловутой похоти, которую приличные женщины вроде Соколовой или той же Снежаны, вряд ли испытывают. Похоти, заставившей меня немного тронуться рассудком, только и всего…

– А я его не люблю.

– Ей ее водитель нравится, – перебивает меня Соколова, сияя ярче тех ламп, что украшают изуродованный стальными балками потолок, и даже не помышляет испуганно извиниться, стойко выдерживая полный укора взгляд моих заблестевших глаз.

– Не неси ерунды. Ничего он мне нравится! – совсем!

Я его вычеркнула из мыслей, без права на возвращение. Весь день избегала разговоров, намеренно ушла в детскую, позволив ему в одиночестве прорабатывать кубики пресса, и тайком спустила в мусоропровод его духи, чтобы не смел отравлять кислород морскими нотками своего парфюма.

– Конечно! Поэтому весь вечер сама не своя? С тех самых пор, как он ушел в неизвестном направлении сводить с ума местных женщин своей хищной улыбочкой?

В серой футболке, поверх которой набросил простенькую фланелевую рубашку в крупную клетку… Никакого вам лоска и шика, никакой солидности, которую я так ценю в мужчинах, лишь доступная практичность, отвечающая тенденциям моды. Ушел, а я так и замерла у окна, убежденная, что выглядеть прекрасней просто невозможно…

Боже. Да бред это все! Защита утомленного потоком информации мозга – выбрал самого вменяемого человека в моем окружении и теперь добавляет розовой ваты во все воспоминания о Бирюкове!

– Я за детей переживаю. Уверена, они уже разбирают дом на кирпичики, – отмахиваюсь от подруги и теперь добровольно наполняю бокал ягодной бурдой. И никаких сожалений о грозящем мне похмелье: уж лучше так, хуже чем здесь и сейчас уже не будет.

– Вот и отлично, – хитро улыбается будущая мать, наконец, пригубив свой полезный апельсиновый фреш, и, наклоняясь, заговорщически признается:

– Потому что водитель твой здесь. Только что сел за барную стойку. И раз ты не питаешь к нему никаких чувств, я планирую свести его со Снежаной.

Максим

Мне хочется надраться до чертиков. Наверное, эта тупая мужская привычка, чуть что хвататься за стакан и топить печали в крепких напитках, заложена где-то в генах. Как любовь к шопингу у женщин или неконтролируемая тяга к сладкому у детей.

 И если уж выбирать из богатого ассортимента бара, я бы остановился на водке: крутить в руках стакан с виски или тем же коньяком, ловя себя на мысли, что жидкость на дне бокала напоминает мне цвет ее тронутых печалью глаз, я не хочу. Потухших глаз, лишь на секунду озарившихся светом, то ли благодаря отражению медных кудрей Ярослава, то ли от теплоты, что она настойчиво прячет от брата, продолжая играть роль злой старшей сестры.

- Неместный?

- Так заметно? — вскидываю бровь, улыбаясь в ответ барменше в дурацком синем комбинезоне, больше напоминающем робу автослесаря, и продолжаю неторопливо размешивать сахар в ароматном эспрессо.