Нулевой километр

Как и меня. И если сейчас не отступлю, не перестану млеть от близости ставшего для меня таким важным шофера, одному богу известно, насколько мучительной будет моя смерть.

– Туфли, – бью себя по лбу и быстро семеню к скамье, хватая их за тонкие кожаные ремешки. – Пошли.

Только сейчас мне плевать. Потому что ощущение его ладони в моей определенно стоит тех нечеловеческих мук, что я испытаю прежде, чем в последний раз взгляну в предрассветное небо.

Глава 33

У меня есть пять дней. Последние каникулы перед решительным боем, на время которых я отключаю мобильный, остро нуждаясь в оторванности от мира. Тихомиров все равно не позвонит, ведь Света явно решила бороться за свою семейную жизнь и теперь только и делает, что засоряет ленту дурацкими кадрами их размеренных будней: вот Руслан за завтраком, рассевшийся за плетеным столом на зеленой лужайке; он же с капельницей устроился на удобной кушетке и внимательно вчитывается в деловой глянцевый журнал; вот они уже вместе. Сидят, прижавшись друг к другу, и делают вид, что не замечают бдительного фотографа, выхватывающего объективом даже для меня очевидный факт – им хорошо вдвоем.

– Будешь?

– Нет, – грубо отмахиваюсь от Рыжего, с трудом удерживающего в руках арбуз, и вновь отпиваю кофе из кружки, оставленной на столе Бирюковым.

И для меня это дико – давиться горькой холодной бурдой только лишь потому, что керамики касались его губы. Касаться своими, делая небольшой глоток, а после проводить по ним языком, желая распробовать вовсе не вкус перемолотых кофейных зерен…

Мне стоит остановиться, тем более что, проснувшись утром, я четко решила держать дистанцию. Пока не стало хуже, вместе с тем, как алкоголь выводится из моего организма, вытравить эту нелепую привязанность, повисшую на шее тяжелым камнем. Не подпускать к себе неугомонных детей, которых сама же и предам, а спустя время обязательно обвиню в неспособности меня переделать; абстрагироваться от переживаний о бывшей подруге, которой сама же отрезала возможность списать произошедшее на простое недопонимание; окончательно избавиться от мыслей о матери, ведь, по сути, одним шрамом больше, одним меньше – какая разница? Я ведь и так изуродована, и очередную царапину на испещренном рубцами теле никто уже не заметит.

И что самое трудное, я решила перестать видеть в Максиме мужчину. Так что либо это похмелье и громкий крик о помощи обезвоженного организма заставляет меня хлебать чужой кофе, либо я просто разучилась придерживаться прописанного до мелочей плана и внезапно открыла в себе талант к импровизации.

- Гадость, – скорее первое, и от этого мне становится чуточку легче. – С детьми погулял?

– Нет, – Ярик замирает, удерживая рукоятку воткнутого в гигантскую ягоду ножа, и его пушистая ржавая бровь молниеносно ползет вверх. – Ты же сама хотела. В парк или куда вы там собирались?

Точно. С Айгуль и ее ужасным котом, которого Артур мечтает выгулять на поводке. Только люди, решившие порвать с болезненной зависимостью, вряд ли идут на такие безумства и часами разглядывают доверху наполненный водкой стакан.

– Я передумала. Так что бросай все и тащи свой зад во двор.

– Юль, я не могу! Я занят!

– Чем же? Набиваешь живот? Неужели, настолько соскучился по складкам на боках? – усмехаюсь, даже не помышляя вымыть за собой посуду, и, потуже затягивая на талии пояс халата, бреду к двери. – В принципе, мне плевать. Сидите дома, только мелким скажи, чтобы не шумели. У меня от них мигрень.

Или от собственной черствости, что постепенно высушивает клетки, превращая меня в бездушную статую. Ведь только камень, пусть и нагревшийся от усердной работы тесака, способен так безжалостно наплевать на ожидающих семейной прогулки детей. Им ведь не объяснишь, что так правильно. Что это к лучшему — увидеть сейчас, кто я есть на самом деле, потому что в конечном итоге карты все равно вскроются, и звон разбивающихся о суровую реальность иллюзий они вряд ли снесут достойно.

Валюсь на диван, мысленно благодаря Бирюкова за его пристрастие к утренним пробежкам, и вновь с головой ныряю под одеяло, почти мгновенно проваливаясь в сон.

Или это не сон вовсе, и меня действительно касаются чьи-то пальцы? Чей-то голос ласкает слух, пусть и звучит довольно грубо?

-Ты сдурел? — протираю глаза и подтягиваю колени к груди, стараясь укрыть обнаженные ноги Лидиным махровым халатом.

Заморозки коснулись не только моего сердца: солнце скрылось за тучами, зной потушил проливной дождь, а ветер так и сквозит из щелей в рассохшейся оконной раме. Без одеяла теперь прохладно, и от одного вида свалившегося на пол пододеяльника, мое сердце пропускает краткий удар.

- Это ты сдурела. Айгуль уже час на кухне сидит, ждет, когда ты оденешься. Ты вставать собираешься?

- Там дождь, — переворачиваюсь на другой бок и смахиваю с руки упавшую с волос Максима каплю.