– Зачем мы сюда приехали? – Рыжий спускает на глаза солнечные очки и задирает голову к ясному небу. – Лучше бы с ребятами в футбол пошел играть.
– Успеешь еще, – недовольная Ленка изо всех сил пихает замершего мальчишку в спину и, освободив себе путь, все-таки выбирается из машины.
Взмокшая, как и все мы, ведь открывать окна и включать кондиционер она категорически запретила: с утра у нее першит горло, а это верный признак простуды.
– Когда еще соберемся все вместе? И вообще, сто лет на дачу не приезжали!
Дача! Одно название – накренившийся сарайчик с заколоченным досками окном, да две с половиной сотки заросшие сорняками. Никаких грядок с клубникой, наполненных дождевой водой бочек и душных теплиц с подрастающими огурцами. Странно, что Голубев не уговорил Лиду избавиться от жалкой избушки, ведь несмотря на убогость участка, на вырученные деньги он наверняка мог бы позволить себе парочку ящиков водки.
– И что? Можно подумать, кто-то из нас переживает по этому поводу. Мне вот все равно, уедет она или нет… А малым и подавно!
– Как мило! – отвешиваю щелбан в ржавую макушку и подобно ему прячу глаза за защитными стеклами очков от Прада. Обидно? Ни капли, ведь этот румянец на веснушчатых щеках и гордо поднятый подбородок говорят об обратном – какие-то чувства он все же ко мне питает. Осталось только понять какие.
– Хоть бы дождался, пока я отойду подальше! И, вообще, вместо того, чтобы языком чесать, лучше Максиму помоги достать из багажника продукты.
– Он дурак.
– Спасибо, – улыбаюсь сестре, провожая сутулую спину взглядом, и набираю в грудь побольше воздуха прежде, чем первой шагнуть в неизвестность. Надеюсь, крыша не рухнет мне на голову, едва я переступлю порог семейной резиденции.
– Осторожно! – хватит и этой доски, что проваливается под тяжестью моего тела и лишь чудом не впивается острыми краями в голую щиколотку. – Ступенька сломана. И ручку не дергай, на соплях держится.
Видите, переживает. Может, я к Ярику слишком сурова? Не даю шанса покорить меня ямочками на щеках и длиннющими ресницами, что издалека незаметны, зато вблизи поражают воображение своей густотой? И если это так, то разве сейчас не время, попытаться исправить досадное упущение: улыбнуться, схватить его за ворот толстовки и притянуть к себе, сетуя на излишнюю худобу когда-то пухлого тела. Глупости какие… Наверное, все дело в приближающемся отъезде, отсюда и странные желания поверить Максиму, разглядевшему в нас хорошенько запрятанные родственные узы.
Передергиваю плечами, отгоняя прочь наваждение, и перестаю сверлить взглядом подростка, сейчас беззаботно болтающего о чем-то с Артуром. Следую его совету и, не касаясь заржавевшего металла, хорошенько наваливаюсь на дверь, проворачивая с трудом поддающийся замок. Не знаю, что ожидаю увидеть, но явно не это… Пусто.
– Где мебель? – даже приоткрытый от удивления рот закрыть не могу, обводя взором пропахшую сыростью комнату. Ведь раньше она определенно была: вот в том углу стояло клетчатое кресло-качалка и если нам удавалось выбраться из города на денек-другой, бабушка вязала в нем носки. А там, чуть левее от разбитого и теперь прикрытого фанерой окна стояло два кухонных шкафчика… Сейчас же посуда лежит на грязном полу, составленная в аккуратные стопки: кастрюлька в кастрюльку, тарелка в тарелку. Боже, а стол? Тот самый, что смастерил дедушка своими руками за год до скоропостижной кончины? И шкаф, полутораспальная кровать с пружинным каркасом? Даже табуреток и тех не осталось…
– Так Жора же все повыбрасывал. Прошлым летом хотел и сарай разобрать, чтоб на его месте дом строить, но до этого не дошло. С работы за пьянку погнали. Куда теперь овощи класть?
А кто его знает?
– На лавку, – ведь выбора наш деятельный отчим не оставил. – Чего молчал–то?
– Я говорил, что лучше бы с друзьями в футбол сыграл.
Информативно, ничего не скажешь. И вывод можно сделать только один: либо я совсем не умею читать между строк, либо мой брат слишком завуалировал свое предупреждение об отсутствии мебели…
– Не возвращаться же теперь, – Ярослав беспечно пожимает плечами и быстро ретируется на улицу, небрежно кидая пакет с помидорами на скамью. Отлично… Вот вам и прощальный пикник с семьей. Никаких посиделок за одним столом, ностальгических разговоров о прошлом и обмена планами на будущее. Только зеленая трава и горемычная лавка, на опасно разъехавшихся в сторону ножках.
– Романтика, – и если бы не смешок за спиной и шлейф мужского парфюма, смешавшегося с запахом сигарет, я бы наверняка расклеилась. В сотый раз убедилась в своем невезении и свернула бы лагерь, торопливо запихнув в машину неугомонных детей и чертов шашлык, который теперь вряд ли полезет в горло.
– Видимо, ночевка отменяется?