Белиар замолчал, не сразу смекнув, что его слышат, и тут меня откинуло от алтаря. Не ветром, не ударом — просто чужой волей прокатило по крыше, и я врезался в ограду.
Опять спиной…
Рядом зазвенел меч. Я зашипел от боли, что-то в позвонках хрустнуло ещё раз. Но машинально моя рука заёрзала вокруг: без оружия я себя чувствовал беспомощным.
Рука коснулась сначала лезвия, а потом я быстро перехватил рукоять.
Я усмехнулся. Когда во мне сидела Халиэль, её лечение тоже не назовёшь ласковым.
По спине побежали неприятные мурашки, а потом стало жечь. Демону особо не из чего было выбирать — стихия огня, и всё тут.
Эзекаил крикнул:
— Мой господин, а как же барьер? Ведь он съедает твои силы, великий Каэль. Ведь он лишает тебя…
Его оборвали:
— Закрой рот, предатель, — хлестнул голос бога.
Падший рассмеялся.
Прикрываясь ладонью, как козырьком, я взглянул на Эзекаила. Тот будто действительно был счастлив видеть своего господина: в его руках не было оружия, и он раскрыл их в приветственном жесте.
За его спиной виднелись призрачные крылья… Одно ангельское, с белоснежными перьями, а другое… красное, кожистое, с загнутым когтем на сочленении.
— Эзекаил… Отдай мне то, за чем я пришёл, — голос бога заставлял вжиматься в камень.
Я видел его пальцы, касающиеся зубцов башни, но их свет неимоверно слепил. Он босиком, что ли?
Меня взяла злость: какого, спрашивается, хрена я не могу на него посмотреть? Это тоже ограничение, вроде законов Неба, запрещающих нулям смотреть на человека?
— Господин, я тут слишком долго, и память отказывает мне… — ангел отвечал нагло, с вызовом.
— Падший серафим, ты смеешь насмехаться надо мной?
— Нет мне прощения, и мыслю я дерзко, — Эзекаил отвечал певуче, тянул слова, пытаясь попасть в какой-то ритм.
Мне кажется, он даже покачивался в такт своей песне.
— И рухнут небеса, и боги канут в бездну, — Эзекаил надрывался.
Я опять опёрся на локти, попытался подняться. Спина болит неимоверно, каждое движение отдавало болью.
Вагоны… Какие, на хрен, вагоны?
Вокруг всё тонуло в искрах, и среди этого сияния проглядывал алтарь. Рядом стоял Эзекаил, развернув призрачные крылья и раскинув руки.
Теперь мне ясно виделось, что на крыше замка какими-то магическими чернилами были начертаны узоры, вроде тех самых пентаграмм, что были в свитках.
На миг мелькнула мысль, а где я мог оставить свою сумку?
А уж мне-то как нужна…
— Глупый человек, — меня приплющило взглядом бога, долбануло лицом об камень, и я почуял кровь на губах, — Джихаил был моим херувимом, и все его решения были подвластны мне…
Я, стиснув зубы, поднялся. Прикрыл глаза пальцами, стараясь разглядеть алтарь. Всё вокруг искрило, замок подо мной начал вибрировать.
— Марк… Неугомонная частица Абсолюта. Неужели ты думаешь, что дар судьи, которым наградил тебя Джихаил, сильнее моей воли?
— О, великий, нет ничего сильнее твоей воли, — Эзекаил вновь засмеялся, — Скорее поднимайся, Инфериор не будет долго терпеть.
— Издеваешься, серафим? Ты думаешь, я не вижу, что ты здесь устроил?
— Истинно так, Каэль… Ты не видишь!
— КАК СМЕЕШЬ!!!
И удар со всех сторон, будто меня попытались сжать в точку.
Пол затрясся, уходя из-под ног.
Я будто попал внутрь взрыва. Вокруг трескались камни, отлетали зубцы, подо мной разверзлась трещина, и проглянули нижние помещения замка.
И новый удар, и мою душу на мгновение выкинуло из тела…
Я парил далеко над горами, и с трепетом смотрел, как вокруг замка на перевале горят огненные круги. Меня сносило каким-то ветром, и мне стоило огромных усилий оставаться на месте.
Будто ураганный ветер относил, не давая вернуться обратно.
Магическая пентаграмма, нарисованная на крыше башни, была лишь малой точкой, центром огромного узора, расчерченного на сотни метров, если не на километры, вокруг. Они горели, и с них тянулись пламенные цепи… тянулись к богу, зависшему над разрушающимся замком.
Вот же на хрен, где-то там моё тело!
— Ты всё ещё со мной? — машинально спросил я, — Не в теле?