Некоторые пациенты осуществили настолько значительный вклад в медицину, что их можно считать либо иконами, либо подопытными кроликами. Г. М. был и тем и другим: сначала подопытным, а затем иконой. На протяжении взрослой жизни Г. М. был известен исключительно под этими инициалами, как будто врачи из чувства то ли стыда, то ли уважения стремились отделить основу их наблюдений и теорий от человека, благодаря которому они оказались возможны. И лишь после смерти он снова стал Генри Густавом Молисоном, как в паспорте. Его биография незатейлива и строится вокруг встречи с дерзким – чтобы не сказать больше – хирургом в 1953 году, когда Молисону было 27 лет.
Хирургическое вмешательство, которому он подвергся, уникально не только для современной хирургии, но и в особенности для нейрохирургии. Должны ли мы считать оперировавшего Г. М. хирурга варваром, циничным экспериментатором, новатором или доктором Стрейнджлавом[31]
, но в нейрохирургии? Наверное, он был ими всеми по чуть-чуть. Тем не менее не стоит слишком его порицать, потому что он соблюдал все правила не только своего времени, но и принятые в нейрохирургии, которая была еще зарождающимся искусством.Доктор Сковилл познакомился с Г. М. в 1953 году на консультации по поводу припадков эпилепсии, которые повторялись у пациента, несмотря на лечение барбитуратами и другими средствами. Нейрохирург был уже известен своей технологией наложения клипсов на аневризмы головного мозга, а также некоторыми скромными успехами в лечении эпилепсии. Кроме того, он лечил душевнобольных с делирием, убирая у них височные доли. Все это было лишь мелкими шалостями в ту эпоху, когда врачам, практикующим лоботомию, доставались все почести в психоневрологии.
После происшествия с велосипедом у Г. М. – тогда ему было девять лет – начались регулярные приступы эпилепсии, частоту которых не удавалось уменьшить никакими средствами. Г. М. стал механиком и работал по профессии, но его припадки увеличивали риск несчастного случая на работе. Хирургическая операция была последним средством. Доктор Сковилл полагал, что очаг этой особой формы эпилепсии находился в гиппокампе и височной доле. На тот момент уже было известно, что в последней локализуются очаги при многих видах эпилепсии, но относительно роли гиппокампа были лишь гипотезы.
Хирург добился согласия Г. М. и его семьи на удаление височной доли, а в случае необходимости и гиппокампа. Радикальное решение о необходимости такой операции оставалось за доктором, делая согласие пациента и его близких относительным: они были неспособны понять то, что была не в силах постичь сама медицина. Поэтому формулировка «информация, разъясненная пациенту» была и навсегда останется относительной. Опытный хирург заменяет собой свободу воли пациентов.
Итак, Г. М. сел в операционное кресло, ему сделали анестезию, но сознание частично осталось ясным[32]
. Сковилл ввел в череп инструмент, представляющий собой систему каутеризации[33] и отсасывания ткани головного мозга. В тихой обволакивающей атмосфере операционной хирург со спокойной решимостью удалил целиком гиппокамп, а также медиальные части правой и левой височных долей. Большая чистка путем создания пустоты между ушами пациента.Доктор Сковилл был прав: эпилепсия, судя по всему, происходила откуда-то из височных долей и гиппокампа, потому что приступы у Г. М. прекратились. Вот что называется успехом у недобросовестных врачей: он полностью определяется чувством удовлетворения. Он выполнил техническую часть соглашения, а пациент после операции остался жив. Боли, инфекции и прочие постоперационные симптомы могут иметь разные причины, будь то непостоянство пациентов, изменчивость больничной среды или капризы погоды. Что касается долгосрочных последствий, то это цена, которую вынуждены платить рассеянные или неразумные пациенты за свое неосторожное согласие.
Г. М. заплатил большую цену. У него были симптомы неизвестные, невообразимые, фантастические, забавные, драматические, сбивающие с толку, грубые, провокационные, неосознанные, необычные, красочные или в духе полной абракадабры – в зависимости от чувства и способа выражения того или иного наблюдателя. У Г. М. были провалы в памяти, которые не имели ничего общего с известными ранее.
Специалисты в области нейробиологии тогда полагали, что память накапливается в результате функционирования крупной сети, пронизывающей весь мозг. Врачи не могли обследовать или описать провалы в памяти у Г. М., поскольку основа клинических знаний могла быть заложена только после анализа его случая. Другими словами, у Г. М. были симптомы, типичные только для него.