Работа – сон и обратно. Кент Кокрейн прекрасно знал дорогу на завод в пригороде Торонто, где вырос. Но рутина преподносит больше драм, чем авантюра. Кенту едва исполнилось 30 лет, и вот в октябре 1981 года он потерял контроль, управляя мопедом. Причину падения на обочине дороги так никогда и не выяснят; разом окажутся сломаны рутина, мопед и поврежден мозг. Началось большое приключение, непредвиденное и печальное. Несчастье К. К. превратит его во второго героя нейрофизиологии, второго подопытного в изучении памяти.
Когда его привезли в больницу, он был в неглубокой коме, прерываемой эпилептическими припадками, которые, вероятно, были связаны с субдуральной гематомой[34]
. После срочной хирургической операции по удалению гематомы он вышел из комы и стал общаться с бригадой врачей. Он узнал своих близких, которые пришли навестить его. Половина его тела была парализована, ухудшилось зрение правого глаза, ему было трудно сосредоточиваться и думать.После нескольких недель тяжелого восстановления томограмма показала более серьезные повреждения, чем ожидалось. Речь шла о хронической двусторонней лобной гематоме и увеличенных желудочках и бороздах головного мозга, а также некрозе левой затылочной доли и медиальных зон височных долей, почти атрофировался гиппокамп. У больного были очень странные нарушения памяти, с одной стороны – напоминавшие случай Г. M., с другой – отличавшиеся собственными особенностями. Он тоже вызвал большой интерес у нейрофизиологов и привел к новым впечатляющим успехам в понимании работы прежде всего гиппокампа и памяти вообще. К. К. забыл все важные события своей жизни: смерть брата, падение с мопеда, а также другую аварию, которая произошла с ним ранее. Он совершенно не помнил о событиях, в которых лично участвовал. Он не способен представить себе будущее или запланировать какие-то дела. Он отлично умеет разделять время на минуты, часы, дни, месяцы и годы. Чтение календаря дается ему легко, но для него это всего лишь текст на стене. Зато он не забыл большинство знаний, которые усваивают в результате обучения и без эмоций. Так, например, он помнит то, что выучил когда-то в области истории, математики и точных наук.
Казус К. К. показывает, что память неоднородна. Похоже, что есть память фактов и движений, личная и безличная. Эндель Тульвинг, приглашенный к пациенту нейропсихолог, дополняет наблюдения Бренды Милнер и дает более точное описание видов памяти. С одной стороны, оно подтверждает характер эпизодической памяти, которая фиксирует эпизоды нашей личной жизни. Чем содержательнее в эмоциональном плане эти эпизоды, тем лучше. С другой стороны, появляется определение семантической памяти, которая соотносится с обучением: она участвует в приобретении знаний и формировании культуры нашей личности. Тульвинг заключает, что оба эти способа запоминания необходимы для формирования нашего сознания и личности. К. К. потерял эпизодическую память, которая была обращена как в прошлое, на прошедшие события, так и в будущее, то есть способность приобретать новые личные воспоминания. К. К. забывал события своего дня, зато у него сохранилась семантическая память. Он по-прежнему мог приобретать новые знания и порассуждать об интернете и СПИДе, появившихся уже после его аварии.
Личность К. К. также претерпела изменения. Он стал сдержанным и пассивным, хотя до аварии был экстравертом. Самое удивительное, что он осознал изменения своей личности и характеризовал себя как человека сдержанного, при этом помня о своей прошлой экстравертности. Его новая личность, таким образом, была фактом, вписанным в его семантическую память, притом что он забыл события своей экстравертивной жизни. Получалось, что оценка и запоминание черт характера относятся к семантической памяти.
На примере К. К. стало очевидно, что два типа памяти локализуются в разных зонах мозга. Эпизодическая память расположена главным образом в гиппокампе и частично – в медиальной височной доле. Семантическая память больше сосредоточена в височных и теменной долях. И когда памятью задействуются разные зоны мозга, способы запоминания разнятся в зависимости от типа. На случае К. К. также был понят механизм включения запоминания. Воспоминание всплывает легче, если есть какой-то знакомый сигнал. Соединяя сигнал со знанием, мы улучшаем усвоение последнего. К. К. не утратил способности учиться через такую ассоциацию, но сигнал не мог быть эмоцией. Стало ясно, что потеря эпизодической памяти не мешала получению новых знаний. К. К. забывал атмосферу уроков, но помнил их содержание. Он заучивал лучше, когда помехи были минимальными и не было ссылок на предыдущие уроки.