Нулевой след (ЛП)

— Такие, как я носила всегда, когда много ходила. Самые уродливые из них были идеальны для ходьбы, самые красивые от нее разваливались. Стилисты должны были заметить их, потому что на снимках я всегда была в них. Мы говорили о том, как этот бизнес работает. Заводы в Китае и Вьетнаме. Огромные компании. Я мечтала о модели, которая не будет такой уродливой и не будет разваливатьсяот ходьбы. Я была очарована модой, — она печально улыбнулась. — Я начала рисовать наброски. Сначала очень плохие. Я приняла решение что я должна разобраться в обувном деле, в его истории, как работает этот бизнес, прежде чем двигаться дальше. Это было скорее неосознанное решение. Так я подала документы в Кордвайнерс, меня приняли и я переехала в Лондон. И там я перестала ходить. В Лондоне. Возможно я была влюблена в тот факт, что я просыпаюсь каждое утро в одном и том же городе и у меня была миссия — таинственные кроссовки, которые я пока так и не смогла представить себе.

— И в конце концов вы их сделали?

— Два сезона. Мы не можем выбиться из системы. Но это было уже после окончания колледжа. Я и сейчас могу сделать пару великолепную пару обуви собственными руками, хотя отделка возможно не прошла бы проверку у моих учителей. Но они учили нас всему. Исчерпывающе.

— Сникерсы?

Не только литье и вулканизация, но и крой и пошив верха. Мы использовали лосиную кожу. Очень тонкую и эластичную. Восхитительную. — Она посмотрела вниз, на антикражные кабели в своей руке. — Во время второго года обучения в познакомилась с парнем, Дэнни. Американец. Из Чикаго. Он не учился в Кордвайнерс, но знал всех моих друзей там. Скейтер. Но не из тех, что заморочены на скейтбординге вхлам и только и делают что катают целыми днями. Предприниматель своего рода, но ничего отталкивающего. Делал фильмы для каких-то американских компаний. Мы жили с ним. Снимали квартиру. У него был Хаундс, — Меридит подняла взгляд от кабелей, — еще до того как Хаундс появился.

— Да?

— У него была куртка, очень похожая на твою, но пошитая из специального сорта холста, неотбеленного, с плоскими латунными пуговицами. Она постоянно требовала хорошей стирки. Выглядела совершенно просто, но это была одна из тех вещей, желание обладать которой появляется немедленно, а поскольку это невозможно, то начинаешь спрашивать название брэнда имя дизайнера. Он смеялся в таких случаях над спрашивающими. Говорил им что нет никакого имени. Говорил им что «это твою мать обычная вещь, никакая не мода». А куртку сшил его друг из Чикаго.

— Чикаго?

— Чикаго. Он был из оттуда.

— Его друг дизайнер?

— Он никогда ее так не называл.

— Ее?

— Он не называл ее имени вообще. Он не хотел называть мне ее имя. Никогда. — Она смотрела прямо в глаза Холлис. — Я не думаю что это была его девушка. Я поняла что она старше его. И как он сказал она вовсе не была дизайнером, это было ее хобби. Он говорил что она занимается этим просто потому что ей это нравится. Она делала очень хорошие вещи. Очень. И это самое главное, потому что я поняла что я на правильном пути с моими кроссовками. Что у меня есть направление движения.

— Что это за путь?

— Делать вещи, которые не привязаны к настоящему моменту. Вообще ни к какому моменту не привязаны, ни ретро, ни что-либо еще.

— А что случилось с твоей обувью? — спросила Холлис.

— Случился бизнес. Обычный бизнес. Мы не смогли реализовать нашу новую бизнес модель. Наши ресурсы не были достаточны чтобы пройти сквозь рутину дисфункции. Мы прогорели и обанкротились. Возможно где-нибудь в Сиэттле есть склад полный коробок с моделью нашего последнего сезона. Если я смогу его найти, я выкуплю его весь и продам через Ибэй, и это принесет больше денег, чем мы выручали от традиционных продаж нашей линейки.

Джордж держал открытой потрепанную сумку Галери Лафайет и Мере затолкала туда пучок кабелей.

— Можно я приглашу вас на ужин? — спросила Холлис.

— Где ты остановилась? — спросил ее Джордж

— Сен Жермен. Около метро Одеон.

— Я знаю где это, — сказал Джордж. — Я закажу столик на восемь часов.

— Меридит?

Меридит посмотрела на Холлис. Затем кивнула.

— На четверых пожалуйста, — сказала Холлис.

Предчувствие

Милгрим сидел за столиком заполненного народом кафе во дворе. На коленях у него лежала камера, на которой он просматривал поочередно четыре сделанных им снимка Фолея.

Два снимка были сделаны сзади и их можно было использовать если бы потребовалось послать кого-нибудь следовать за ним. Профильный в четверть, на фоне разноцветных бликов восьмидесятых годов был наименее полезным. Это мог быть кто угодно. Неужели в восьмидесятых женщины и впрямь носили такую яркую одежду?