Читаем Нулевой том полностью

Нулевой том

Главной героиней для меня была Великая Старуха (мысленно я представлял себе Раневскую из «Мечты», хотя и понимал, что это вряд ли). Эфрос сумел учуять мою мечту и первым предложил сценарий именно ей. «Голубчики, – сказала она ему, прочитав, – где же вы были хотя бы десять лет назад?»

Но наконец всё как-то сложилось, только название, как всегда, пришлось поменять:

«В четверг и больше никогда». Выход в прокат был намечен в кинотеатре «Форум», что на Колхозной, и день как раз был четверг, и билеты раскуплены… и тут по «Голосу Америки» объявили о выходе альманаха «Метрополь». Фильм был тотчас снят с показа. Киноманы звонили в кинотеатр: почему в четверг не было фильма и когда он будет? «Больше никогда!» – находчиво отвечал администратор.

А так все хорошо получалось… такая труппа! Сначала мне наложили запрет на профессию, потом погиб замечательный наш оператор Чухнов (в одной машине с Шепитько), потом последовательно ушли и Смоктуновский, и Олег Даль, и Эфрос, и Добржанская. Только для Веры Глаголевой открылась с этого погоста карьера в кино.

Путешествие к другу детства

Первая «наша биография»… В ней всё, как там написано, кроме того, как на самом деле было. По крайней мере, опыт аэровокзалов и перелетов во многом до сих пор узнаваем.

И выдержки из советских газет подлинные – из тщательно собранных родителями Генриха Ш. альбомов. Я полагал, что газета будет выгодно контрастировать с авторской вольной прозой. Автору хватило времени и не составило труда представить себе эту повесть уже в полете. И название пришло в голову сразу – «Путешествие к другу детства». Оставалось только увидеть вулканы и гейзеры в действии…

Я опустил в повести многое ради того, чтобы ее напечатали: и то, как к нам с Глебом Горбовским был приставлен стукач, и то, что поводом для этого было убийство Джона Кеннеди, и то, как по звонку жены секретаря обкома была прервана телепередача «Наши гости», и то, как ее муж выселил нас из Петропавловска в 24 часа. Несмотря на всю эту автоцензуру, повесть вызвала подозрения у редакторов, и «для проходимости» я добавил подзаголовок, как бы уточняющий жанр «Наша биография», и главку «Рассуждение о подвиге и поступке», про себя имея в виду, что биография «нашей» не бывает по определению, а поступок – категория более высокая, чем подвиг.

И то был мой последний опыт приспособленчества: критики обрушились именно на эту главу «за принижение роли подвига». И никто не обратил внимания на иронию подзаголовка: мол, биография – удел каждого, и «нашей» не бывает, – наоборот, формула была подхвачена телевидением для агитационного документального сериала о непрерывных достижениях советской власти. Этим все и исчерпалось: ничего советского у меня не получалось, результат всегда был обратным. Так почти никто не заметил иронии контраста газетных цитат и самой прозы, настолько сильным было убеждение, что автор согласен с тем, что цитирует. Вписав главу о подвиге и поступке, я должен был поступить: в том же 1964-м, в том же Токсово написать первый вариант «Пушкинского дома». С этого началась моя постепенная эмиграция в Москву.

В четверг после дождя

Первый сборник стихов. Начав со стихов и разочаровавшись, перейдя на прозу, я дал себе зарок никогда их не писать, но по окончании «Пушкинского дома» стал робко разминаться в рифмованных текстах «когда не пишется». А не писалось всегда. Из этих «проб пера», по тем же причинам и в том же году, что и «Первую книгу автора», я и составил сборник по принципу: «чтобы ничего лишнего из лишнего после него не осталось». (Очень драматично, если учесть, что лишним с рождения являлся сам автор. Слава Богу, что советская власть полагала себя настолько сильной, что лишнего как раз и не замечала.) «Ваза в ночи» называлась книжка; Резо Габриадзе даже нарисовал обложку. Я не собирался ее издавать даже при избытке гласности, но однажды продемонстрировал рукопись Геннадию Комарову, издателю примечательной серии поэтических книжек в «Пушкинском фонде», и тот вдруг стишки одобрил, что показалось мне лестно. «В четверг после дождя» переименовал я книжку, по-видимому, из-за особой привязанности к четвергу. Она вышла один раз в 1997 году.

В «Нулевой том» включен ряд стихотворений, которые показались мне не устаревшими.