Нулевые, боевые, пенсионные. Книга 3. 2000–2010 годы

Ну, а я весь в Серебряном веке. Миниатюра о Евгении Замятине, потом Николай Клюев:

Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть небо в алмазах…

Клюев неба в алмазах не дождался: в 1937-м сгинул в Томске, в заключении по нелепому обвинению. После Клюева — Вячеслав Иванов, Георгий Иванов и ежедневные походы в поликлинику: какие-то нарывы, уколы, повязки. Я, как боец: медсестра перевязала рану, и я снова на фронт. Долг перед литературой прежде всего!..

19-го презентация книг на Новом Арбате (кто круче: «Арбат» или «Библио-Глобус»?). Подписал около 30 книг. Одна покупательница сказала, что повезет «Ангела над бездной» в Лос-Анджелес. Брали автографы, фотографировали. Неожиданно возник Игорь Фесуненко. Купил «Ангела» и шутливо ворчал: «Завалил своими книгами всю Москву…»

Побывал в престижном издательстве «Вагриус», главный редактор Костанян заявил: «Я давно вас знаю, люблю, пора оформить наши отношения в книгу…» «Вагриус» хочет издать «Сад любви».

29 апреля — Пашкову дому грант на книгу «Россия, XX век» не дали, судорожно ищут деньги. Делаю Серебряный век и просматриваю рукопись «Сада любви». И как не повторить вздох Исаака Бабеля: «главная беда моей жизни — отвратительная работоспособность». Ну, и дополнение к книгам: «Календарь страсти» на июнь для «Вечерней Москвы», «Персоны июля» — для журнала «Алеф». Презентация книг в магазине «Молодая гвардия». Крутеж-вертеж…

27-го напечатал Мирру Лохвицкую, это 32-я персона Серебряного века, уже набралось 190 страниц. Дело идет!.. В еженедельнике «Новое время» был представлен на развороте в рубрике «Лица», там — писатель Филипп Рот, дочь Юрия Гагарина — Елена, посол США Вершбоу… Представление о Ю. Б. заканчивается так: «Он превращает сухие факты в занимательное чтиво, находя в этом удовольствие и видя в этом свою миссию: «вспомнить забытые имена и рассказать неизвестное об известном».

Значит, кто-то ценит…

1 мая — Хороший теплый и зеленый день. В прессе натолкнулся на строки некоего Смоляра: «А что, по-вашему, я — рыжий? / И я хочу гулять в Париже». У меня в голове что-то щелкнуло, и я написал свои «хотелки» (кажется, словечко Черномырдина) с испанским уклоном:

И крохи оторвав от пенсии,
Тихонько топал бы в Валенсии.
А будь покруче, будь я босом,
Слонялся только в Сарагосе.
И холя собственное «эго»,
Гулял бы гордо по Овьедо.
И поражал бы всех своим талантом
В чужом до боли Аликантре…

Такие вот шуточки. Приколы, побасенки. До Испании осталось 18 дней. Любимое словечко в Испании «маньяна»: до завтра! Так «маньяна» летит.

8 мая — 3-го сидел дома и придумывал новую вариацию Маяковского, избегая повторов, для Серебряного века. 8,5 страницы. Сочинил и за Мережковского…

11 мая — снова военный парад с милитаристским угаром. Как написал Радышевский в «Московских новостях»: «В России опять входит в моду необольшевистская ментальность, не требующая ни любви, ни ума, ни терпения, только угрюм-бурчеевская непреклонность и пламенный порыв. «Мочить католиков, протестантов и прочих сепаратистов»». Да, противно все это. Но что делать? «Времена не выбирают…»

Рецензий на «5-й пункт, или Коктейль “Россия”» нет. Критики обходят мимо, а читатели читают и кайфуют. Тут позвонил хороший человек, мой поклонник Соломон Ефимович Кипнис («Наука и жизнь»). Удивился моей работоспособности: «Неужели это все вы? Может быть, на вас работают мальчики и девочки, как на Александра Дюма?»

10 мая отправился на весенний бал в «Геликон-оперу». Блестящий концерт, фуршет, мимолетное общение с гостями: Никита Богословский, Николай Цискаридзе, Анатолий Приставкин, Светлана Сорокина (она в дауне после разгрома НТВ), министр культуры Наталья Дементьева: «Вас знаю, читаю…» Какая-то женщина посетовала, что я не продолжаю свою серию о поэтах и их музах…

16 мая — сюрприз от погоды: похолодание. Холодрыга. Умер в больнице Володя Соловьев, из динамовского пресс-центра. Инженер, влюбленный в футбол. Лихие 90-е лишили его работы, и он пребывал в стрессе. Жутко похудел и продавал старые футбольные программки (я ему передал свою коллекцию) перед матчем, на ступеньках около метро. Жалкое зрелище. И таких, как Володя, было немало среди моих знакомых. Он моложе меня — с 1937-го, что остается сказать? Глубоко вздохнув: о, эта жизнь!.. И тут же услужливая память подсказывает строки Игоря Северянина:

Что значит жить? Для вас — не знаю…
Жить для меня — вдыхать сирень,
В крещенский день стремится к маю,
Благословляя новый день!..