Нулевые, боевые, пенсионные. Книга 3. 2000–2010 годы

Он часть истории, идея, сказка, бред…

Валерий Брюсов, «Париж», 1903

5 апреля — Шереметьево, аэробус А-310, взлет в 10.21. Нормальный полет, и даже покормили с вином «Пьер жавэ» в маленькой бутылочке. И разговоры с соседями, с художником Алексеем Шмариновым и его женой Кариной, живущими на Западе.

Приземлились в 13.57. Такси и с ветерком до Парижа — 196 франков. Маленькая гостиница — Hotel Charlemagne на rue Charcot — две звезды. Номер 307 на третьем этаже в торце здания, 470 франков с завтраком, 11 дней — 5.170 франков, это где-то 780 долларов — фавор от Эдика. Погода серая, как в Москве, +6. Удобство — метро рядом. 16 округ — по существу ближайший пригород Парижа. Взбодрились кофе и на метро покатили на Елисейские Поля. И в первом кафетерии «Бриош» перекусили булками с помидорчиком, ветчиной и еще чем-то, пирожное и чай — «ти».

Походили по «полям», поглазели на дорогие витрины магазинов, вернулись на авеню Мадрид, вышли на Мориса Барреса, где стоит Мишин дом (точнее, где он снимает апартаменты) с окнами на Булонский лес. В 20.08 по-московски, в 22.08 по-парижски вернулись в отель, без ног…

6 апреля — ночью было прохладно, без раскаленных московских батарей. Скромненький завтрак: масло, джем, круассаны, кофе с молоком — и так все 11 дней, без разнообразия.

Первый маршрут: музей Орсэ (12-я линия метро, Солферино). По мнению знатоков, Musee d’Orsay — самый удобный в мире, он расположился в здании бывшего ж/д вокзала — огромное и роскошное здание. Осмотреть все выставленные картины практически невозможно, тем более с ходу нас ошеломил Густав Курбе с его знаменитыми «лоно» — с черным манящим туннелем наслаждения. Недалеко оказался скандальный «Завтрак на траве» Эдуарда Мане (1863). И нескончаемые персональные залы художников, и каждая картина знаменитее другой: Энгр, Делакруа, Коро, Пюви де Шаванн, Ренуар, Писсарро, Сислей, Одилон Редон, Тулуз-Лотрек и т. д. Новая экспозиция поляка Жака Малцевского. Стоп, хватит перечислений, сделаем отступление и вставим кусочек из будущей на тот момент моей книги «За кулисами шедевров» (2005) об Эдуарде Мане и его «Завтраке», тем более что он — мой ранний ровесник, родившийся ровно 100 лет ранее меня — 23 января 1832 года в Париже. Умер в 1883-м, в возрасте 51 года.

Мане в молодости выгнали из студии как недостаточно одаренного. Но он настойчиво искал свой путь, ломая глухую стену непонимания, пошлости, рутины, созданную признанными академиками живописи. Когда преграды и бастионы косности пали, то неожиданно для всех открылся голубой и сверкающий мир — пленэр. Яркие лучи света заиграли на холстах. Зрители, привыкшие к коричневому полумраку и тусклому отблеску свечей, вдруг увидели на картинах золотистый солнечный свет, настоящую революцию света. Он играл и переливался. Воздух вибрировал и ломал привычные линии. Сдались даже старые адепты академизма, всех потянуло поучаствовать в завтраке на траве в обществе обнаженных дам.

Но это потом, а вначале шквал неприятия и критики. Император Наполеон III назвал картину Мане «неприличной»… Не менее ожесточенное неприятие вызвала другая картина Мане «Олимпия» с желтым животом и похожая на гориллу, — подобное сравнение было в ходу…

Последняя картина Мане «Бал в «Фоли-Бержер» — сцена шумной и блестящей жизни Парижа. Полотно имело шумный успех и художника объявили кавалером Почетного легиона, на что художник грустно заметил, что власть «могла сделать меня счастливым, а теперь это уже слишком поздняя компенсация за 20 лет неудачи».

В день смерти Эдуарда Мане 30 апреля 1883 года его коллега Эдгар Дега сказал: «Он был более велик, чем мы думали».

Великий Эдуард Мане! Импрессионизм в живописи обязан Эдуарду Мане всем, но сам он, что удивительно, остался вне его. Он повлиял на всех своих коллег-художников, но предтечей импрессионизма не стал. Он просто вдохнул жизнь в новое направление живописи, одновременно став и новатором, и традиционалистом.

Но отложим книгу «За кулисами шедевров» и вспомним великолепные залы, своды и этажи музея Орсэ (30 метров в высоту и 140 в длину). Устав, поднялись в кафе наверх, и закружилась голова: перед нами оказался стеклянный витраж-часы, сквозь которые открылся вид Парижа. И только кофе со вкусом шоколадного торта привел нас в чувство. Добавили к увиденному еще Анри Руссо, Ван Гога, Сера и, нагруженные по самую макушку эстетизмом, вышли на воздух, на набережную Анатоля Франса, и взошли на мост Александра III. Тоже можно сказать, чудо из чудес. Величественный, истинно имперский и не лишенный изящества (и что такое наш Крымский мост, к примеру, в Москве? Так, дорога для транспорта над водой. Без всякого шика и шарма).

Далее так называемый Дом Инвалидов — великолепный ансамбль архитектурных сооружений с потрясающим золоченым куполом. Франция всегда участвовала во многих войнах, и Людовик XIV подписал эдикт о сооружении «священного приюта для славных ветеранов».