Нуменал Анцельсы

Вырисовывалась следующая картина. Биос и некриты могли существовать только в пределах исключающих контакт географических зон, соответственно расположенных на северной и южной половинах планеты. Условия, обеспечивающие функционирование метаплазмы, являлись убийственными для северной биоты, и наоборот. Террастианам ничего не оставалось, кроме как признать существование южнее экватора некоего источника причин (впоследствии названного “s-фактором”), способствующего функционированию опять же некоего ненаблюдаемого поля или излучения, которое, в отличие от классической схемы формирования каскаденианского биогеоценоза с присущими ему пищевыми цепочками, привело к аномалии, выраженной в появлении слабоэволюционирующего или даже инволюционирующего брадителического некроценоза на углеродной основе, питание которого при явно выраженном энерговампиризме осуществляется по неизвестному науке принципу. По сути это были трупы, но почему-то не разлагающиеся и, более того, способные воздействовать на окружение. Осознание этого факта произвело эффект разорвавшейся бомбы. Далее выяснилось, что с повышением активности некроценоза повышается и его пожирающая способность. Другими словами, если бы не естественный раздел, некриты распространились бы по всей планете, уничтожив как растительный, так и животный мир. И тогда расцветающий Нордленд ничем бы не отличался от пустынной Эстерии. Первым выразил такую мысль Артур Селищев — биолог из состава второй ратационной волны. Во время одной из экспедиций на южный континент он — скорей случайно — прихватил с собой средних размеров “стегоцефала” (так почему-то стали называть представителей наиболее распространенного вида нордлендских земноводных) и там поместил его среди вяло шевелящихся некритов. Сначала ничего не произошло. Но через некоторое время энергофаги пришли в движение, а затем, как стая пираний, набросились на впавшего в ступор беднягу. Дальнейшие опыты подтвердили выводы Селищева. Однако в связи с последовавшей вскоре эвакуацией, исследование темы взаимоотношения ценозов было прервано.

4

Поселенцы… При мысли о них Шлейсер стал вспоминать то немногое, что приходилось слышать раньше. Лет десять назад жребий, замешанный на дрожжах судебной непредсказуемости, свел на Каскадене пятерых осужденных: трех землян, одного легионера-космодесантника и небожителя из недостроенного “эфирного” города на Меркурии. В свое время о готовящемся эксперименте много говорили, гадая, сколько продержатся невольно явленные робинзоны. Большинство экспертов считали, что долго они не протянут и склонялись к мысли о бесперспективности проводимого исследования из-за отсутствия у осужденных стимула к освобождению. Словосочетание “cектор Даира” приобрело мрачный оттенок и в конце концов стало в среде космиадоров нарицательным. Оттуда не было возврата. Поэтому перспектива провести остаток жизни в роли испытываемого материала, в отрыве от цивилизации и в постоянном ожидании смерти неизвестно от чего, никого не привлекала. Каскадену боялись как огня. Любое упоминание о ней прежде всего ассоциировалось с таинственными силами, которые, ничем себя не выдавая, ни от каких условий не зависят и не подчиняются ни одному из известных законов. Но время шло, а поселенцы, подчиняясь непонятной логике событий, оставались живы. Их имена мало чего говорили Шлейсеру. Преступников, в том числе и именитых, хватало во все времена. Каскаденианских изгнанников больше знали по профессиям: доктор медицины, океанолог, профессор биологии, аллонавт-десантник. А теперь, в назидание другим, и он — косморазведчик — вместо выбывшего навеки скалолаза-исинтолога. Интересно, знают ли они о предстоящей встрече? И потом, хватит ли у него запаса мимикрии, чтобы ужиться в компании лишенных прав и голоса экстрадентов? В возможность вырваться отсюда как-то не верилось. «А сам ты кто? — подумалось в очередной раз. — Чем отличаешься от них? Попыткой самооправдания? Так и у них не меньше веры в свою безгрешность. Разве не являюсь я таким же лиходеем, которого следует не меньше опасаться?..»