Нуменал Анцельсы

Первое испытание — на термостойкость — слайдер прошел без осложнений. Не задерживаясь в периферийном газопылевом обводе, он обогнул блуждающий наплыв радиационных волн и вошел в пантерматорий К-короны, наполнение которой формировалось излучением, рассеянным на облаках электронов и порожденных нуклеарными силами высокоэнергичных протонов. Температура здесь не отличалась постоянством и местами превышала миллион кельвинов. Правда, определялась она не нагревом физических тел или среды как таковой, а высокими скоростями движения частиц, возбужденных солнечным излучением, причем без нарушения принципов термодинамики. Концентрация тепла в корональной области прежде всего регулировалась плотностью содержащегося в ней вещества. В тех местах, где его количество было ничтожно, действие высокой температуры практически не ощущалось. Оказавшись там, скорей можно было не сгореть, а замерзнуть. Другое дело — масс-термы. Слайдер прошел через несколько гипертермальных зон, образованных оторвавшимися от пятен спикулами и останцами протуберанцев. Защита сработала прекрасно. Расход энергии увеличился не более чем на треть.

Алые вспышки в узлах грануляции и всплески динамических волн известили о приближении границы хромосферы. Температура за бортом упала до шести тысяч кельвинов. Астьер погасил скорость до уровня вращения слоев и стал осматривать “метаастрал” с целью определения наиболее подходящего места для входа в подстилающую фотосферу мантию.

И опять Сета первой обнаружила в глубине флоккула уплотнение, резко отличающееся от составных элементов меланжа и по всем признакам напоминающее застывшего в янтаре жука. Вероятность такого открытия, с учетом масштабности простирающегося внизу зеркала, мало чем отличалась от вероятности обнаружения иголки в стогу сена. Но, как бы там ни было, а оно произошло. И, конечно же, такую находку следовало расценивать, как редчайшую удачу или даже знак судьбы. Позже Шлейсер именно так определит для себя “знакомство” с метаастральным ксеноформом, едва не погубившее их всех, и ставшее как бы начальным звеном в цепи ужасных, в итоге повлекших гибель половины экипажа событий. Тогда же никто и думать не знал, какая связь может наметиться между вещами, на первый взгляд абсолютно несовместимыми. Над всем главенствовал чисто профессиональный интерес к новой, возможно даже необычной форме звездного экзоценоза, и ничего более.

Снарт сфокусировал внимание исинта на всестороннее обследование выявленного образования. Через несколько минут миарт выдал первые результаты. Интуиция не подвела кампиоров. Находка действительно оказалась не простой. Ксеноформ — в первом приближении двухсоткилометровый тор [43] с многочисленными пережимами и фестончатой формы выростами — при больших размерах обладал еще и чудовищной массой. Плотность слагающего его вещества более чем на десять порядков превышала плотность вмещающей плазмы. Ни на Земле, ни в космосе природные образования с таким удельным весом не встречались. Откуда взялся этот “тор”? И что его удерживает вблизи поверхности, когда согласно правилам, он должен был не то что пойти, а в буквальном смысле обвалиться на “дно” плазменного океана. Топор не плавает в воде, если его к тому ничто не понуждает.

Озадаченные кампиоры какое-то время пребывали в растерянности. Там, в недрах галактики, где беснующаяся материя вспарывает хронопространственные экструзии, подобный сюрприз не вызвал бы такой реакции. Но здесь, в окрестностях колыбели человечества, считающейся по большому счету самым предсказуемым местом во вселенной, проявление особо сложных форм гиперценоза выглядело так же алогично, как, например, десантирование в систему полчищ зеленых человечков или материализация из вакуунариума еще одной луны.