Нумерат

Ну не могут все поголовно выглядеть, как единая биомасса идеальных людей-манекенов: красивыми, успешными и социально натренированными. Не могут. У каждого своя дорога. Ценно ведь не то, кем тебя считают другие, а то, кто ты есть на самом деле.

Конечно, Вика – не умопомрачительная Асель, от которой даже у Тимошина коленки трясутся. Вика – это Вика. Независимая личность, огрызающаяся, как бездомная псина. Подстраиваться под толпу – не в её стиле, но иногда всё равно становится грустно от собственной социальной неуклюжести, деланной угрюмости и озлобленности.

Как говаривал старый добрый Марк Твен, «худшее одиночество – когда человеку неуютно с самим собой».

Вика злилась, что позволила пробить годами возводимую оболочку. Появился какой-то там Макаров, который всё разрушил и нахально влез в её умную, забитую Шекспиром и Достоевским, голову. Это же удар судьбы исподтишка: именно на таких, как Макаров, у Вики был стойкий иммунитет, а тут её угораздило… До слёз обидно. И просто-напросто несправедливо! Вот бы незаметно воспользоваться Дланью правды и послушать откровения Арсения насчёт себя. Может, не всё так ужасно? Может, получится подружиться? С ним легко, просто. С ним хочется улыбаться.

Вика покачала головой сама себе: шансы равны нулю, глупая. Нулю.

Вспомнив про нуль, она вернула парящие в небе мысли обратно на землю, в парк аттракционов «Magic», к которому уже приближалась. Задрала голову, разглядывая неподвижное колесо обозрения. Как же всё-таки Пифагор тогда с него слез? Ладно, проехали. У неё вообще-то миссия имеется.

Вика нащупала в кармане прямоугольный скользкий брусок и крепко сжала его пальцами, как Буратино – золотой ключик. Вынула. Целлофан блестел на солнце, скрывая под собой мел для обнуления.

Ну, вот и всё. Возможно, это её последний день. Вика прикусила нижнюю губу: не поплакать ли на дорожку? Нет уж. Она не плакала уже очень давно и сейчас не собирается.

Аккуратно, словно на уроке чистописания или каллиграфии, Вика вывела на ладони «0», убрала мел в карман пальто и застыла в ожидании. Над головой живо чирикали птицы, шумели в ветвях. Ветер лёгкими порывами доносил шум автомобилей с соседней оживлённой улицы.

Не прошло и минуты, как за спиной послышался поставленный дикторский голос:

– Здравствуйте, Виктория.

Вика ожидала, что кто-то появится, но всё равно вздрогнула. Набравшись храбрости, обернулась на обнулителя. Перед ней, в шляпе и плаще-шинели, стоял Пифагор.

Да, всё случилось именно так, как и говорил Тимошин. Откуда он знал, что старик ещё жив? Математическим путём, что ли, вычислил? Порой друг удивлял Вику своей проницательностью и изощрённым стратегическим мышлением. Мало того, что самонадеянный безумец, так умный ведь безумец-то.

– Здравствуйте, Пифагор, – поздоровалась Вика сухо, без улыбки. – Я рада, что вы живы. Денис утверждал, что так и будет.

– Денис прав. Ему ли не знать, что от нуля в любой системе невозможно избавиться.

– А где же ваш перстень? – Вика покосилась на руку Пифагора.

– О, вы очень внимательны. – Он растопырил пальцы на правой руке и осмотрел, как будто до этого их ни разу не видел. – Официальным обнулением я теперь не занимаюсь, но нулём быть не перестал, поэтому в любой момент могу вас уничтожить. – Он испытующе глянул Вике в глаза. – Так с какой целью я вам понадобился?

– Денису нужна помощь. Ваша помощь.

Пифагор уставился на небо, придерживая шляпу ладонью.

– Я уже говорил, что люблю весну? – спросил он, но Вика отвечать не стала, понимая: старик разговаривает сам с собой. Он тем временем продолжил: – Люблю апрель. Горячие живые ароматы, тюльпаны в цветочных киосках, ветер, несущий с собой свежесть перемен. Весна. Неопределённость, межсезонье, многоточие, перепутье, как противоядие, сдирающее с нас облупившуюся кожу. Зимой же мы каменеем. После зимы хочется хрустнуть костями, размять мышцы. – Старик наконец, вспомнил что рядом стоит Вика. Он улыбнулся ей. – Как вы считаете, Виктория, мы правильно поступаем, что нарушаем установленный порядок вещей?

– Смотря, для чего его установили, – тут же ответила Вика.

– Хм, вы бойки на ответ.

Денис предупреждал, что Пифагор, вероятно, станет задавать провокационные вопросы и проверять готовность Вики к борьбе. Друг просил поговорить с интеллигентным стариком, используя начитанность и умение «не лезть за словом в карман». Так и вышло. Опять Тимошин оказался прав. Полоумный математик.

– Знаете, Пифагор, – начала Вика, – система координации напоминает мне понятие «социального программирования». То же самое, в принципе. Дрессировка людей вселенского масштаба по особой договорённости элит.

– Поясните, прошу вас. – Судя по горящему взгляду, Пифагор не на шутку заинтересовался.

Вике даже приятно стало: неужели нашёлся человек, которому интересны её мысли? Оказывается, мир не сомкнулся на Арсении Макарове (опять она об этом блондине думает… да что ж такое!) Вика мотнула головой, выгоняя из памяти симпатичное, но такое самодовольное лицо Макарова, и приступила к пояснениям: